Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том первый

– Равн, мы с Хансом не успокоимся, пока все… – юноша прервался, – все кто… – к вечеру пошел мелкий, надоедливый дождь, с моря задул прохладный ветер. Зеленая трава сквера мокла под косыми каплями. Они медленно шли вдоль ограды к своему дому. Степан засунул руки в карманы пиджака:

– Мальчишки едва ни плакали… – он, привычно, думал о норвежцах, как о юношах, – хотя какие они мальчишки? Им едва семнадцать исполнилось, когда Гитлер страну оккупировал. Они в партизанах воевали, Ханс работал на «Шетландском автобусе» … – Степан подумал, что, может быть, стоило вывезти Констанцу из Норвегии именно так:

– Но я не имел права рисковать ее жизнью, и она отказывалась… – Степан пообещал себе:

– Я ее найду, обязательно. Петя поможет, ради меня он все сделает. Констанца выступит на суде, над нацистскими преступниками. Ребята дадут показания, глядя на уцелевших мерзавцев… – по радио сообщили о самоубийстве Гиммлера, в британском плену. Степан помнил холодные, голубые глаза Максимилиана фон Рабе:

– Он не покончит с собой, можно не сомневаться. Значит, он пойдет на эшафот, в петлю. Или я его убью, лично, не дожидаясь казни… – Констанца, правда, хотела открытого суда:

– Незачем утаивать правду, – спокойно говорила жена, – операцию, которую мне провели, делали тысячам женщин. Стерилизации подвергались еврейки, цыганки, несчастные люди, которых безумцы записали в неполноценные создания… – Констанца вскидывала острый подбородок:

– Евгеника преступна. Ни один ученый, имеющий представление о чести и совести, не станет работать в таком направлении. Мы не имеем права заниматься селекцией людей, делением на лучших и худших представителей человеческой расы… – Констанца добавляла:

– Такие исследования должны быть поставлены вне закона, как использование энергии распада ядер, для создания оружия… – Степан был уверен, что жена не согласилась участвовать в военных проектах СССР:

– Констанца против таких разработок… – конструкция, как жена называла экспериментальный самолет, построенный в Пенемюнде, была сугубо гражданским проектом:

– Нацистские инженеры… – жена морщилась, – разумеется, не преминули оснастить конструкцию ракетами. В будущем, на таких самолетах, вылетев из Лондона, мы сможем за два-три часа достигнуть Северной Америки… – Констанца, весело, добавляла: «С тобой за штурвалом, милый мой».

Степан понимал, что вряд ли ему разрешат покинуть Британию:

– Я и сам никуда не уеду, мое место рядом с Констанцей. Но даже в Шотландии есть местная авиация… – он нагнал ребят:

– После матча они в Гамбург вернутся, на опознание, а я отправлюсь на Виллагатан, в советское посольство. Надо сказать им о Рауле, он подтвердит, кто я такой. Если Рауль работает на Москву, мы с ним встретимся в СССР… – Степан сунул в карман пиджака потухшую трубку:

– Выходные впереди, впрочем нашей работы выходные не отменяют. Займетесь благотворительным приемом, а мы пройдемся по квартирам, где мужчин нет… – Красный Крест помогал вдовам с мелким ремонтом, чинил плиты и старые, дровяные колонки:

– На следующей неделе в Гамбурге окажетесь… – Степан помолчал, – я знаю, о чем вы думаете… – по мрачным лицам ребят, он видел, что норвежцы корят себя, за бездействие.

– И я буду корить… – вслух сказал Степан, – пока я жив. Но, хотя бы, имена детей остались. Мы найдем их родственников, расскажем, что с малышами случилось… – Харальд буркнул:

– Если родственники сами живы… – Степан вздохнул:

– Вы мне лучше скажите, зачем Янек с вами в тир ходит… – сын владельца кафе подружился с норвежцами, ребята были ровесниками.

– Не знаю, – развел руками Ханс, – он хотел стрелять научиться. Янек меткий, он быстро схватывает. Он и боксом занялся… – Степан подумал:

– Стрельба, бокс, и на каникулы он куда-то едет. Может быть, поговорить с господином Витольдом… – Степан, иногда, немного краснел, вспоминая дебош, в кафе «Ягайло».

– Хотя господина Витольда тогда в городе не было. Он успел уехать, на побережье, с рыбаками сюда перебрался… – Степан, смутно, помнил белокурого, высокого мужчину, с красным бантом на лацкане отменно сшитого пиджака:

– Он мне, кажется, водку подливал. Зачем, если он коммунист? То есть я думал, что он коммунист. По-русски он, без акцента объяснялся… – Степан решил:

– Янеку двадцать три, он взрослый человек. Хочет стрельбой заниматься, пусть занимается… – дождь усилился. Стоя в арке двора, он порылся в кармане: