Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том второй

– Никогда такого не случится. Я не могу закончить жизнь на дне озера, или в безымянной могиле. Я должна спасти Мишеля, должна увидеть сына. То есть сыновей… – сына она увидела тем же вечером. Лаура не сомневалась, что это ее ребенок:

– Мой и Мишеля… – припав к щели между кирпичами, она, внимательно, наблюдала, за немного неловкими хлопотами Эммы, над мальчиком, – он похож на Мишеля, мой хороший… – Лаура решила, что Эмма украла у нее ребенка, в Нойенгамме.

– Он все делала по приказанию Максимилиана… – какие бы таблетки Лауре не давали, они, действительно, влияли на мозг. Лаура постоянно слышала в голове шум. Плакал ребенок, она стонала, скрипела рама окна. В висках стучал звук шагов, пахло крепким, хорошим табаком и кофе. В полутьме Лаура разобрала вкрадчивый голос:

– Не стесняйся, милая. Покажи, как тебе хорошо со мной… – она вздрагивала, ощущая крепкую руку:

– Это морок, все ушло в забвение, и больше не вернется. Я во всем признаюсь Мишелю. Это было насилие, я не виновата. Ничего не осталось, ничего… – остался белокурый мальчик, в руках у Эммы фон Рабе:

– Она притворялась, играла… – Лаура, не отрываясь, следила за девушкой, – Максимилиан знал, что я жду ребенка. Он послал сестру обмануть меня, украсть у меня дитя… – голова, ненадолго, светлела. Лаура напоминала себе:

– Но Эмма, как и ее группа, работала на Британию. Она приехала в лагерь, чтобы меня спасти. Ребенок сейчас должен быть старше… – Лаура плохо помнила ту ночь. На половицах лежал свет луны, она чувствовала страшную, раздирающую тело боль, под руками что-то хрустело:

– Я мыла руки, в ведре. Мыла руки… – Лаура терла ладони, блуждала пальцами по беленой стене: «Зачем я мыла руки?»

Все это больше не имело никакого значения.

Эмму посадили в соседнюю комнату и заставили разыграть схватки. Лаура была уверена, что фон Рабе издевается над ней:

– Они принесли мое дитя, чтобы сломать меня… – Лаура не собиралась оставлять сына в руках эсэсовцев, – но они не знают, на что способна мать, защищающая ребенка… – Лаура аккуратно ковырялась скальпелем в дверном замке:

– Меня сюда на катере везли. Мне надо забрать мальчика, добежать до пристани, пока они не спохватились, не спустили собак… – как в Нойенгамме и Равенсбрюке, по ночам, она слышала далекий лай псов. Прожектора на острове не завели. Сквозь щели в железных ставнях, Лаура не видела света:

– Но такое к лучшему… – замок мягко щелкнул, она выскользнула в коридор, – будет легче уйти, с мальчиком. Я кормила Йошикуни, у меня появится молоко… – от таблеток у нее часто набухала грудь, становясь болезненной:

– Наверное, побочный эффект лекарства. Не думай об этом, все скоро закончится. Я найду Мишеля, у нас есть наш мальчик, наш ребенок… – прижавшись к стене коридора, она слушала шелест бумаги. На каменном полу мерцал отсвет настольной лампы. Дежурный врач, видимо, читал газету.

Все оказалось просто. Перешагнув через труп доктора, через промокшую подшивку старого «Сигнала», Лаура направилась в палату Эммы.

По рукам текла кровь. Она, мимолетно, подумала:

– В Нойенгамме так было. Или не было? Не помню, ничего не помню… – в голову ударил сладкий, знакомый запах молока. Лаура едва не пошатнулась:

– Я с Йошикуни так лежала. Он у моей груди сопел. Потом его у меня забрали… – она ожидала, что Эмма не станет защищать ребенка:

– Это не ее дитя. Она играет, как и раньше… – подняв младенца, вместе с пледом, Лаура быстро устроила что-то вроде перевязи. Ребенок только коротко хныкнул:

– Мальчик в пеленках, он не замерзнет… – среди тряпок Лаура заметила клык, в медной оправе. Голова, внезапно, стала ясной:

– Я думала о таком, до войны. У русских сидел агент, в Секретной Службе. Он передал меморандумы, о моей работе, немцам. Те поделились информацией с японцами. Русские и немцы тогда дружили… – Лаура поняла, кто был этим агентом:

– Тогда я считала, что он не может работать на русских. Но я была неправа. Он здесь, вместе с Эммой. Он, наверняка, притворяется нацистом, по заданию СССР… – Лаура разозлилась:

– Он меня послал на смерть, а теперь стоит в стороне. Он знает, что со мной сделали. Он когда-то объяснялся мне в любви, мерзавец. Но все было неправдой. Стивен тоже меня соблазнил и бросил. Один Мишель меня любит, и папа. И мои мальчики… – оставалось непонятным, зачем в пеленки ребенка положили семейную реликвию Холландов.

Лаура велела себе не думать об этом.

Катер шел ровно, она скосила глаза вниз. Мальчика она сунула под платье, обмотавшись пледом. Она не хотела вспоминать о сильных руках Эммы, тянущихся к ее шее, о злобном шепоте: