Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том третий

– В Антарктиде, хотя бы, нет опасности гангрены. Зато я могу замерзнуть… – он стучал зубами, скорчившись между скал. В небе играл яркий, Южный Крест. В горах было значительно холоднее:

– Ночью минус пятнадцать, минус двадцать… – он дышал на камни, собрав их в горсть, – и нет пещер, чтобы спрятаться… – камни приятно холодили язык, он сосал гальку, перекатывая ее во рту, – нет дров, нет кресала и кремня. Первый Ворон, наверное, именно так огонь разводил… – Мишель понимал, что идет в самое сердце холода:

– Здесь сэр Николас Кроу пропал, по пути на юг… – ночью он поднимал голову, стараясь уловить клики птиц, – может быть, мне экспедиция попадется… – ожидать экспедиции, через год после конца войны, было бессмысленно.

Мишель напоминал себе, что еще бессмысленней бежать на север:

– Туда СС в первую очередь отправилось. Но на севере живут птицы, пингвины… – поиски мха, или лишайников, остались тщетными. Мишеля окружали только голые камни. Он не нашел никаких гнезд. Днем птицы парили высоко в небе, оставаясь недосягаемыми.

Он шел, обессиленно дыша, иногда опускаясь на мерзлые камни, чтобы передохнуть. Ночами он тоже старался двигаться, только иногда устраиваясь в расселине, дрожа от холода. Дорог или тропинок здесь не существовало, и не могло существовать. Мишель осторожно, превозмогая голод и жажду, пробирался вверх:

– Если я упаду и что-то сломаю, на здешнем холоде, я не протяну и дня. Хорошо, что я шапку сохранил… – пропотевшая шапка, вкупе с изорванной курткой, грели неплохо. Мишель не слышал сзади звуков погони. Ночами он шептал:

– Они потеряли меня. Фон Рабе мертв, они решили, что я тоже погиб, что меня застрелили. Я не должен сдаваться, мне надо идти дальше… – к концу третьего дня Мишель совсем обессилел.

В голове гудело. Рана, на локте левой руки, болезненно, стреляла. Кинжал он потерял именно из-за раны. Устав колоть тяжелый лед правой рукой, Мишель, на мгновение, переложил оружие в левую:

– Кто знал, что рядом расселина… – он лежал, с закрытыми глазами, слушая крики птиц, – хорошо, что я всего лишь кинжал уронил, а не сам туда упал… – пальцы, из-за боли, не могли, как следует, стиснуть оружие. Рука разжалась, кинжал Челлини выскользнул на лед. Потянувшись за оружием, Мишель едва удержался на кромке, казалось, бездонной, не заметной в темноте, расселины в камнях.

Кинжала было жалко, но еще больше ему было жалко себя:

– Я не нашел Лауру, не сказал ей, что люблю ее. То есть не повторил… – поправил он себя, – я всегда буду ее любить, пока я жив. А я еще жив… – он подумал, что у него не останется детей:

– Я не знаю, что с Теодором случилось. Хотя, если он выжил, он женится, после войны… – голоса птиц Мишель посчитал галлюцинацией:

– Стаи давно пропали. Что им делать, в сердце льда… – ему показалось, что стало теплее:

– Я шел, потом упал, полз… – голову, под вязаной шапкой, словно пригревало солнце, – не может быть такого. Я на юге, по пути к полюсу. Здесь все сковал мороз… – последнее, что помнил Мишель, была какая-то гора:

– Я тащился вверх по склону, карабкался, из последних сил. Что за аромат… – пахло сладко, какими-то цветами, – у меня не в голову ранение. Я помню, что при контузии случаются такие галлюцинации… – он, почти робко, приоткрыл глаза.

– Все от голода, – твердо сказал себе Мишель, – от голода и жажды. В Антарктиде тоже случаются миражи. Я читал, в книге Ворона… – стаи птиц кружились над дальними, поблескивающими озерами.

В голубое небо поднимался легкий дымок, от безукоризненного конуса заснеженной горы. Вокруг воды что-то зеленело, Мишель заметил низкие, искривленные ветром стволы деревьев.

– Галлюцинация… – уронив голову на неожиданно теплые камни, он потерял сознание.

Грубые, потемневшие от табака, пальцы ловко сорвали мелкий, желтый цветочек:

– Разницы с флорой Грютвикена почти никакой нет, – сварливо сказал высокий, крепкий старик, – такие цветы и в Патагонии растут. Ты их помнить должна… – Лаура кивнула:

– Колобант, смешное название. Происходит из семейства гвоздичных… – колобант, мягкой подушкой заполнял расселину в камнях. Вокруг цветка, несмотря на начинающуюся осень, зеленел ковер луговика. Индейское племя, подобравшее ее, плело из сухой травы циновки, и даже юбки, для женщин:

– Впрочем, здесь такого не надо… – Лаура носила просто скроенное платье, из тюленьей кожи, и мокасины, – он каждое лето ходит к берегу, охотится… – пингвины в оазис не забредали. Кроме рыбы, в озерах, и бесчисленных стай птиц, животных здесь больше не водилось: