Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том четвертый

– Увидел, и пришел, – подытожил Волк, – Девятый Форт ему знаком, он подвизался в Литве до войны. Он предложит сведения о беглых нацистах, в обмен на Володю… – Максим поднес к глазам бинокль:

– Пока вроде все тихо… – у приоткрытой калитки, в железных воротах КПП, расхаживали два солдата внутренних войск, в зимней форме. Птицы вспорхнули с крыши комендантской пристройки, Федор Петрович нахмурился:

– Слышал ты… – Волк отчетливо, разобрал глухой хлопок выстрела:

– Черт, черт, у кого-то сдали нервы. Надо успеть, пока они не захлопнули ворота… – он крикнул в окошечко, в стенке кабины:

– Оружие к бою, открыть задние двери… – грузовик взревел, тесть заорал:

– Волк, не будь дураком, это самоубийство… – Максим вспомнил тоску, в лазоревых глазах полковника Воронова:

– Он говорил, пока они с Констанцей вместе, смерти нет. Так же и у меня, с Мартой. Пока есть любовь, нет смерти, и быть ее не может… – выжимая газ, он отозвался:

– Не в первый раз, Федор Петрович. Давайте гранаты, они пригодятся… – в ногах у тестя лежала целая связка:

– В Париже Мишель взрывал ворота тюрьмы, – вспомнил Федор, – он думал, что немцы держали там Лауру. Он бы ради нее куда угодно пошел, хоть в преисподнюю. Как и я, ради Аннет, ради Тео, ради Анны… – в голубых глазах зятя играл веселый огонек:

– Матушка мне велела ничего, никогда не бояться. Я и не боюсь… – выскочив из перелеска, ЗИС помчался прямо на ворота КПП.

На отполированных, дубовых половицах лежал луч яркого, весеннего солнца. Приятно потрескивали дрова в камине. Краем глаза Эйтингон заметил что-то красное, у тяжеловесной ножки письменного стола, с прикрытой дерматиновым чехлом, пишущей машинкой. С восьмого марта прошла неделя, но фальшивая товарищ Алехнович еще не выкинула букет от отдела кадров МГБ Литвы.

Наум Исаакович, мимолетно, подумал, что вазу страгивали с места:

– Раньше лепестки просто лежали на столе, а теперь рассыпались по полу… – рядом с вазой поблескивала кнопка звонка, соединяющего кабинет и комнату охраны. Так называемая товарищ Алехнович сейчас пребывала именно там, в компании двух вооруженных бойцов внутренних войск.

Эйтингону пока было не до разбирательства с агентом белорусских и литовских националистов, проникшим в сердце органа социалистической законности:

– Мерзавка никуда не денется. Стоит мне нажать на кнопку звонка, и ее, немедленно, препроводят в подвалы… – товарищ Алехнович, невозмутимо, выслушала приказание Эйтингона оставить его одного:

– У меня важная встреча… – Наум Исаакович заставлял себя улыбаться, – я позову вас, если вы понадобитесь… – светлые глаза девушки были спокойны. Она ушла, постукивая каблуками. Эйтингон, внимательно осмотрел стройную спину:

– Оружия ей взять негде, сумочка ее осталась здесь. Она ничего не подозревает… – с КПП доложили, что визитер, представившийся Петром Семеновичем Вороновым, тоже не имеет при себе пистолета, или других опасных предметов. Документов Петр Семенович не предъявил, но Эйтингон и так видел, кто перед ним:

– Нельзя вызывать у него тревогу, – велел себе Наум Исаакович, – я сделаю вид, что верю в его легенду… – на него пахнуло пряным ароматом сандала. Эйтингон раскрыл объятья:

– Петр, наконец-то! Мы тебя потеряли, думали, что ты погиб… – Эйтингон не сомневался, что власовский мерзавец начнет ломать перед ним комедию:

– Он объяснит, что переметнулся на сторону немцев по собственной инициативе, якобы стремясь работать за линией фронта. Надо его опередить, и тоже разыграть спектакль… – как и до войны, Петр благоухал Floris 89. Наум Исаакович и сам пользовался этой туалетной водой:

– Кажется, я в Мадриде подарил Петру флакон, после успешной операции. Мы обезопасили Янсона, убрав, руками фалангистов, этого поэта… – фамилию поэта Эйтингон запамятовал:

– Потом на Петра вышли англичане, подложили ему проклятую тварь, Антонину Ивановну. Троцкистское отродье, она и после смерти гадит нашей стране… – с легкой руки трагически погибшего в борьбе с нацизмом мистера Френча, СССР в западной прессе стали называть империей зла:

– Он может знать, где сейчас дочь Кукушки… – подумал Эйтингон, – он приехал сюда за сыном и намерен торговаться. Петр трус, но превозмог свой страх. Он хороший отец, всегда таким был… – Эйтингон не хотел спугнуть предателя:

– Степан, может быть, гниет где-то, а нам нужен новый Степан. Или летчик, с компанией бандитов, во главе с Волком, оказался за пределами родины, связался с Петром… – бывший выученик мог появиться в СССР не только ради сына, но и ради Констанцы.