Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том четвертый

– Не Алехнович, – подумала девушка, – а Калиновская. Кастуся назвали в честь героя, отдавшего жизнь, за нашу свободу. Ладно, – напомнила она себе, – надо заняться делом… – визитер появлялся на проходной в три часа дня:

– Надеюсь, у генерал-майора не случится никаких срочных вызовов, – пожелала Ядвига, – а я отправлюсь в столовую, якобы за чаем. Им никто не помешает… – пользуясь ножом, Ядвига должна была испортить замок, на тяжелых дверях апартаментов:

– Дверь я захлопну, я всегда так делаю. Москвич не расстается с пистолетом, но русский обещал, что никакой пальбы не будет… – кроме замка, девушке поручили перерезать провод звонка, ведущего в комнату охраны, напротив входа в квартиру. Апартаменты генерал-майора охранял вооруженный наряд бойцов МГБ:

– Русский приведет себя в порядок, и выйдет отсюда… – Ядвига взглянула в сторону дверей, в спальню и ванную москвича, – я в это время буду пить чай в буфете. Никто, ничего не заподозрит… – вынув из ящика нож, встав на колени, она зашарила под столешницей, где проложили провод.

Горячая вода хлестала по чистой, выложенной метлахской плиткой стене.

Приехав в Каунас, Наум Исаакович, с удовольствием, обнаружил в подвалах Девятого Форта, офицерскую баню, с дежурным бойцом внутренних войск. Расторопный сержант хозяйственной части гладил рубашки и чистил мундиры офицеров. Эйтингон, впрочем, никогда не допрашивал арестованных бандитов в кителе. Он усмехался:

– Заключенные понимают, что перед ними офицер МГБ. Пусть следователи, канцеляристы, сидят в кителях. При разговоре по душам, форма только мешает… – к Розе он тоже никогда не прилетал в мундире:

– Нет нужды. Вилла, наше гнездышко, уединенный уголок, как в романах. Девочки растут, не надо им знать, чем я занимаюсь… – Наум Исаакович любил играть с малышками:

– Анюта серьезная, скромная, а Наденька егоза. Она всегда вперед сестры успевает, хоть и младше ее. Мои красавицы никогда, ни в чем, не узнают нужды… – девочки жили в здоровом климате, на океанском берегу, с любящими родителями. Впереди их ждали занятия музыкой и рисованием, уроки языков и конной езды. Наум Исаакович хотел завести в Де-Кастри пони и оборудовать балетный класс, со станком. Малышки обещали стать высокими, в Розу:

– Хотя он тоже высокий… – недовольно подумал Эйтингон, – доморощенный Хамфри Богарт, черт бы его подрал. Ладно, летом я отвезу Ворону на возведение тоннеля, а осенью займусь организацией очередного ордена, для инвалида. Пусть приедет в Италию и вернется, в Мон-Сен-Мартен, в гробу. Сиротка не окажется без присмотра. Она самая богатая невеста Бельгии… – Наум Исаакович считал, что профессору Кардозо не стоит знать о благополучном существовании, в Мон-Сен-Мартене, его дочери Маргариты:

– Иначе почти нобелевский лауреат еще сбежит, за опекунством над ее капиталами… – после израильского демарша Кардозо, Наум Исаакович не доверял профессору. Впрочем, получив долгожданную аспирантку, гений, кажется, успокоился, погрузившись в научную работу. На остров доставили пленных немецких и японских врачей. Никакой опасности не существовало. По окончании проектов, персонал расстреливали, топя трупы в Аральском море. Такая же судьба ждала и аспирантку, буде она надоест Кардозо:

– Надоест, постареет, – зевнул Эйтингон, – ничего, найдем новую. Недостатка в научных кадрах нет. Семье мы отправим урну, с прахом, и справку. Советский ученый, героически, скончалась, при выполнении задания партии и правительства. Впрочем, так оно и есть… – по данным Матвея выходило, что Исии американцы тоже устроили с удобствами:

– Он, как и Кардозо, изучает тиф, но впереди у нас оспа и чума. Кардозо еще получит премию, обещаю. То есть не он, а его труды… – о сыновьях и жене профессор, в телефонных звонках, не упоминал. Эйтингон, облегченно, сказал себе:

– Можно пока не тратить на это время, а вернуться к поискам проклятой дочери Кукушки. Хоть бы Яша оказался прав, и ее расстреляли китайцы… – пока о бывшей графине фон Рабе, или о Ягненке, ничего слышно не было. Исчезнув с рыночной площади Нюрнберга, обведя вокруг пальца ведомство Даллеса, герой Америки, как говорится, пропал с радаров:

– Он залег на дно, – понял Эйтингон, – скорее всего, он где-то в Южной Америке, с его знанием испанского языка. Ловит беглых нацистов. Какие беглые нацисты? Никому не интересны остатки СС и гестапо. Более опасен президент Трумэн. После речи Черчилля, в Фултоне, понятно, что мы стали врагами запада… – на прошлой неделе американские газеты вышли с жирными заголовками: