Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том четвертый

– Пан Максим, у пана Юозаса покойного в отряде никогда такой низости не случалось, и у меня тоже… – Максим потрепал его по плечу:

– Я знаю. Разные литовцы бывают, как разные русские. Так что ты хотел… – юноша возился с зажигалкой, из стреляной гильзы. Закурив, он понизил голос:

– Мы ждем дитя, пан Максим, через три месяца. Аудра обязательно должна уехать с вами в Швецию… – он поднял умоляющие глаза, – пан Максим, пожалуйста… – забрав окурок, Волк затянулся:

– Если должна, то уедет, обещаю… – он прислушался к шуму:

– Вот что значит хорошее вооружение. Твои ребята, кажется, на лося напали… – Волк сощурился от неожиданно яркого, утреннего солнца:

– Мы ждали весну, и она пришла. Капель звенит. Все будет хорошо… – коротко улыбнувшись, он пошел на поляну.

Сухо трещали клавиши массивной, черной пишущей машинки. Чахлые, красные гвоздики, в скромной вазе, роняли лепестки на открытку, с советским флагом:

– Дорогие товарищи женщины! Министерство Государственной Безопасности Литовской СССР от всей души поздравляет вас с праздником Восьмого Марта! Октябрьская революция раскрепостила труженицу… – дубовые половицы просторного кабинета поскрипывали, под начищенными сапогами.

В окно било весеннее солнце, над залатанными крышами Девятого Форта порхали голуби. Во дворе, вымощенном булыжником, прогревали моторы грузовиков, солдаты внутренних войск выстроились в шеренгу:

– Распогодилось… – Наум Исаакович Эйтингон пыхнул сигарой, – хоть бы дороги быстрее просохли. Все легче мерзавцев ловить. Распоясались, устраивают засады на шоссе, нападают на военные комендатуры… – данные о численности бандитов в стране имелись весьма скудные:

– Но понятно, что в деревнях им, как говорится, везде готов и стол и дом… – Эйтингон остановился у чисто вымытого окна, – и ксендзы их привечают. Те, конечно, кто здесь не сидит, кого мы к стенке не поставили и не выслали в Сибирь… – Эйтингону очень хотелось отправить в Сибирь или Казахстан всю Прибалтику:

– Надо было в сороковом году никого здесь не жалеть. Бандитское семя, они все смотрят волками, и щенки у них такие же… – подростков, связников у бандитов, судили без всякого снисхождения:

– Мы отменили смертную казнь, товарищи, – наставительно сказал Эйтингон, на первом совещании, после прибытия в Каунас, – в стране настало мирное время. Но юный возраст арестованных не снимает с них ответственности за поступки. На войне их ровесники сражались с фашистами, получали звания Героев… – Эйтингон полистал папку:

– Пятнадцать, шестнадцать лет. Ничего, через четверть века они выйдут на свободу, и даже относительно молодыми. Если они доживут, конечно… – Наум Исаакович припечатал картоном длинный стол:

– Уголовная ответственность наступает с двенадцати лет. Мне докладывают о случаях неприемлемой мягкотелости, на местах. В случае ареста обоих родителей, за бандитизм, и пособничество оному, малолетних детей, почему-то, отдают родне. Приказ по министерству ясен, товарищи. Такие дети подлежат отправке в детские дома, в Сибири и Казахстане… – маленьким литовцам, латышам и эстонцам меняли имена и фамилии:

– Чтобы и следа от этих наций не сохранилось – зло подумал Эйтингон, – здесь никому нельзя доверять. Только евреям и белорусам, страдавшим под гнетом оккупации, а не мерзавцам, коллаборационистам, примазавшимся к немцам… – после победы, в Литве почти не осталось евреев:

– В Девятом Форте их расстреливали… – Эйтингон стряхнул пепел, – и жгли в местных печах. Расстреливали литовцы, а немцы, как везде в Прибалтике, даже пальцем не пошевелили. Им не требовалось, все делали местные сволочи… – огладив черные, с заметной проседью волосы, он велел:

– Продолжаем, товарищ Алехнович. Считаю необходимым поставить на первые полосы газет, выходящих на литовском языке, материалы о восстановлении народного хозяйства страны, о роли коммунистов и комсомольцев в этом ответственном деле… – на сером, строгом платье светловолосой девушки блестел комсомольский значок.

Эйтингон подозрительно относился к местным работникам. Почти весь персонал МГБ Литвы приехал из столицы Советского Союза, но невозможно было возить людей и для заполнения технических должностей:

– Она филолог, безукоризненно знает и литовский, и русский языки. Прямо с листа документы переводит… – анкета товарища Алехнович, Ядвиги Францевны, блестела, словно начищенный пятак. Даже Эйтингон не смог найти ничего подозрительного: