Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том четвертый

Под его пальцами шуршали, переливались черные волосы Деборы:

– Понятно, что мне прикажут остаться в США до испытания тарелки. Но и после пробного запуска мне тоже нельзя исчезать. Моей стране важна техническая информация по проекту, все подробности эксперимента… – Мэтью раздражало, что кузина, создатель тарелки, пользуется гостеприимством СССР:

– Она сидит на всем готовом, как в Лос-Аламосе, но ничего не делает. Здесь, она, хотя бы работала. Упрямая тварь, я поговорю с ней, как положено. Фон Рабе добился от нее какой-то деятельности, и я добьюсь… – после исчезновения полковника Воронова у СССР пропал единственный рычаг давления на кузину:

– Нет, мне надо возвращаться домой… – Мэтью давно думал о Москве, как о доме, – надо курировать атомный проект, космический проект. Даже если тарелка вырвется в стратосферу, армия ничего не сообщит прессе. Это строго засекреченное мероприятие, тем более, что мы опять сажаем пассажиров в кабину… – Мэтью хотел, чтобы первыми на орбите оказались русские:

– Я найду своего сына… – он подался вперед, Дебора закашлялась, – мальчик должен расти в семье, с отцом. Дебора родит мне еще детей… – поднеся чашку к губам, Дебора едва справилась с головокружением:

– Детям нравится в Бруклинском музее… – на маленькой кухоньке было жарко, она часто задышала:

– Как тогда, в квартире. Мы натопили, плита работала, на улице распогодилось… – Меир пытался отвести глаза от скромного воротника ее кашемирового свитера, от длинной юбки, коричневой шотландки. Невестка постукивала длинными пальцами по колену:

– Мы тоже на кухне стояли, я завтрак приготовил… – он заставил себя не смотреть на высокую грудь, под свитером. В расстегнутом воротнике белой блузки виднелась тонкая, золотая цепочка:

– Любовь моя, цвет зеленый… – Меир сжал руку в кулак, под столом – оставь, оставь. Я тоскую по Тессе, едва прошло два месяца… – о звонке Доновану, он, разумеется, ничего не сказал:

– Я ему даже о Мэтью не сказал… – полковник скрыл вздох, – пусть Бюро делает свою работу. Если Мэтью связан с Розенбергами, на него, рано или поздно, выйдут… – Дебора покусывала темно-красные губы:

– Голова, словно в тумане. Меиру идет борода. Он стал похож на Аарона, только он ниже ростом… – чашка с кофе опустела. Дебора поднялась, чуть пошатываясь:

– Я… я вымою… – она почувствовала его сильные пальцы, на запястье:

– Не надо, ты гостья… – Меир тоже едва держался на ногах:

– С Тессой так случилось, в Бомбее. Я шел к ней, чтобы сказать правду, но все другим закончилось… – от смуглой шеи невестки, от распущенных под береткой волос веяло ветром прерии, степными травами, полынью и горечавкой. Дебора вздрогнула. Дверь заскрипела, раздался топот. Выскользнув из ее руки, чашка полетела на пол.

– Мазл тов, мамочка! – весело заорал маленький Аарон:

– Мы поиграли в поезд, сделали вам открытку, а теперь хотим чаю, или какао… – бумажная корона сползала на оттопыренные, нежные ушки Евы:

– У нас все внутри слиплось, от сладостей… – девочка проскакала к столу:

– Аарон, к чаю торт остался. Папа, тетя Дебора, вы почему торт не ели… – они носились по кухне, болтали, проснувшийся Ринчен шумно лакал воду.

Убрав осколки чашки, Дебора и Меир восхищались открыткой. Дети утащили в гостиную поднос с чайником, тортом, ушами Амана, и банкой шоколадной пасты:

– Пасту я ем с ушами, – деловито объяснила Ева, – печенье надо макать прямо в банку, тетя Дебора. Это очень вкусно… – заварив свежего кофе, приоткрыв форточку, Меир попросил разрешения закурить:

– Да, да, конечно… – покосившись на закрытую дверь гостиной, Дебора помяла в пальцах сигарету, – вот сейчас, хватит тянуть… – щелкнула застежка сумочки. Откашлявшись, она вдохнула горький дым:

– Меир… – он обернулся, Дебора взглянула в серо-синие глаза, – Меир, ты должен знать. Аарон жив. Он в Москве.

Весенний лес просыпался.

Над верхушками елей, мерцали последние, слабые звезды. Вдали, на востоке, разгоралась брусничная полоска рассвета. В полутьме виднелись обледеневшие сугробы, в чаще кустов шуршали, били крыльями птицы, в искусно спрятанных гнездах. Мокрый снег, смешанный с грязью, хлюпал под ногами. Остро пахло звериным пометом, древесной корой.

Поросшая влажным мхом, старая гать, вела в самую чащу. Бревна пересекали быстрый, с темной водой ручеек. Над течением поднимался легкий пар, у песчаного дна крутились небольшие рыбки.