Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том четвертый

– Во время войны женщины работали, заменяли мужей, но сейчас пора возвращаться к домашним очагам… – свернув газету, она вытащила из сумочки читательский билет. Ривка решила взять «Жемчужину» мистера Стейнбека:

– Хотя он очень грустно пишет. Вспомнить, хотя бы, «Консервный ряд», или «Гроздья гнева». Но Стейнбек, серьезная литература, а не детективы или дамские романы… – старшая миссис Гольдблат покупала дешевые книжки, в бумажных обложках. Томики продавали за несколько центов, в газетных ларьках. Ривка такие повести тоже читала, но только дома:

– Надо производить хорошее впечатление на мужчин. Пусть я живу в Бруклине, но у меня есть диплом, и я даже, немного, говорю по-французски… – на идиш в семье Гольдблат объяснялись только бабушка и дедушка, в прошлом веке приехавшие в Нью-Йорк из черты оседлости:

– Мама и папа родились в Америке, – девушка вздернула голову, – мы не какие-нибудь хасиды, мы американцы… – подхватив сумочку, накинув пальто с канадской норкой, она замерла.

Сквозь высокие двери Ривка заметила мистера Фельдблюма:

– Должно быть, он хочет зайти в библиотеку и не знает, как. У ступеней турникет, он никогда не видел такой конструкции… – Ривка оглядела столики кафе:

– Сюда он не пойдет, здесь не кошерное заведение. Наверное, он собирается детские книжки дочке взять, чтобы она английский язык учила… – краем глаза Ривка увидела смутно знакомое лицо.

Дама в бордовом, зимнем жакете и каракулевой шапочке стояла у щита, с афишами о публичных лекциях:

– Десятое марта, понедельник. Доктор Бейкер, куратор египетского отдела в Бруклинском Музее. Искусство древнего Египта, с демонстрацией слайдов. Шесть часов вечера, вход свободный, по читательскому билету… – рядом с дамой, тоже изучая плакаты, обосновался хорошо одетый, светловолосый мужчина. Шляпу он снял, на щеке виднелся старый, тонкий шрам:

– Но его не портит ранение… – Ривка полюбовалась отличной осанкой незнакомца, – наверное, на войне он служил офицером… – она, наконец, узнала даму, но знакомство было шапочным:

– В любом случае, сейчас Рут подойдет, и Фельдблюму, бедняге, надо помочь… – хасид, растерянно, переминался у турникета. Ривка простучала каблучками по каменным ступеням:

– Мистер Фельдблюм, добрый вечер, – любезно сказала девушка, – не бойтесь, поверните рычаг. Вы в подземке ездили, здесь похожая система… – кузен передал даме конверт. Женщина ловко спрятала его в карман жакета:

– Надо уходить, сейчас Мэтью повернется… – напомнил себе Меир. От мисс Гольдблат пахло сладкими духами:

– Вы, наверное, книжки для дочки хотели выбрать… – добродушно поинтересовалась она:

– У вас есть читательский билет? Как ваш зуб, не болит больше… – мистер Фельдблюм словно очнулся:

– Нет, нет, я просто так зашел, из интереса. Зуб не болит, спасибо… – он нахмурился:

– Я где-то видел эту даму… – хасид говорил с певучим, идишским акцентом, – кажется, она работает в нашей конторе… – Ривка поджала губы:

– Вы ошиблись. Это миссис Этель Розенберг, она тоже секретарь, в транспортной компании. Ее муж, Юлиус, инженер… – Ривка помнила миссис Розенберг с большой ханукальной вечеринки, в прошлом году:

– Владелец ее компании и наш босс, кузены, – объяснила она мистеру Фельдблюму, – они устроили совместный праздник, для персонала. Мы пошли в кегельбан… – почти не слушая ее, хасид пробормотал:

– Да, да. Веселого Пурима. Простите, мне надо успеть в синагогу… – Фельдблюм выскочил на Гранд Арми Плаза. Ривка пожала плечами:

– Он зашуганный какой-то, всего боится. Впрочем, понятно, почему, с его прошлым… – двери распахнулись. Она, недовольно, заметила подруге:

– Опять опаздываешь. Бежим, иначе мы не втиснемся в поезд, рабочий день заканчивается… – из Бруклина люди ехали в еще более бедные кварталы, в Бронкс:

– И когда только прямую линию проложат, в объезд Манхэттена… – развернув зонтики, девушки заторопились ко входу в подземку.

Башню бруклинского почтамта, на Кадман Плаза, заливало яркое, весеннее солнце.

Погода изменилась за одну ночь. Город проснулся под чистым, словно вымытым небом. Сильный, восточный ветер, с океана, гнал над островами рваные, белые облака. Ист-Ривер и Гудзон топорщились волнами, желтый паром, со Стэйтен-Айленд, немилосердно качало.

Клерки, едущие в Нижний Манхэттен, высыпали на палубу, залитую солеными брызгами. Чайки кружились над крышей парома, хлопали крыльями, выпрашивая подачки. Вдалеке, у факела Статуи Свободы, медленно парил большой, красивый сокол-сапсан: