Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый

– Англичане сбегут из страны, поджав хвост. Арабские страны, по объявлении независимости Израиля, немедленно начнут войну. На войне, как известно, всякое случается. Например, гибнут люди…

Они предполагали избавиться не только от его светлости, но и от Музыканта. Музыкант работал из страха за жизнь ребенка, а таким агентам Эйтингон никогда не доверял. Наум Исаакович почесал поседевший висок:

– Тем более, Лаврентий Павлович хочет забрать себе Саломею. Она поедет на гастроли, в Будапешт, или Прагу. В общем, мы все организуем. Несчастный случай, большая потеря юного, многообещающего таланта. Пусть приватно играет Лаврентию Павловичу. Когда она ему надоест, Берия устроит ей хорошую партию… – Эйтингон усмехнулся:

– Матвея не оторвать от Деборы, а то вышел бы удачный брак… – посоветовавшись на закрытом совещании, Рыжего они решили не трогать:

– Товарищ Яша сообщает, что наш план сработал, – заметил Эйтингон, – за спиной Рыжего весь Израиль шепчется, что он советский агент. Получится, как с Ягненком… – Берия хмыкнул:

– Которого пока не может найти ни наше родственное ведомство, в Америке… – министр тонко улыбнулся, – ни мы сами… – свернув газету, Эйтингон покачал носком начищенного ботинка:

– Найдем, никуда он не денется. За квартирой Деборы следит не только ФБР, но и наши нью-йоркские резиденты…

Матвею пока приказали остаться в США.

Доктор Кроу, прохлаждающаяся, как выражался Берия, на берегу Татарского пролива, строила телевизоры и проектировала тоннели. Физики работали над бомбой, но воз, по словам министра, пока оставался там, где застряли ученые два года назад:

– Без данных от Матвея мы, как без рук, но еще больше нам мешает бездеятельность Вороны… – Эйтингон, недовольно, подумал:

– Бесполезно применять к ней силу. И близнецы пропали, словно растворились в воздухе. Ее теперь вообще никак не склонить на нашу сторону… – сначала ему надо было заняться рождественским подарком Розе, как весело думал Наум Исаакович.

Приехав в Рим из союзной зоны оккупации, в Германии, с безукоризненными документами испанского дельца, он встретился с местными резидентами. В декабре итальянское правительство вручало проклятому Гольдбергу очередную побрякушку. У инвалида было больше наград, чем у многих боевых генералов. Месье Монах не стал отказываться от почестей. В декабре он появлялся в Риме. Покуривая сигару, Эйтингон рассматривал побитую сединой голову чилийки:

– Где мы и встретимся, в очередной раз, только теперь он уедет домой в гробу, а Роза, наконец-то, станет моей женой… – от базы до Де-Кастри было не больше получаса лета, но Наум Исаакович не хотел связываться с Розой:

– Пока я не разберусь с бардаком, который здесь развели, я не могу ни на что отвлекаться. Даже на Розу… – он прилетел на восток по личному приказу министра Берия. Лаврентий Павлович хлопнул ладонью по радиограмме:

– Черт знает, что. Они уничтожают подводную лодку, нарушившую государственную границу, подбирают в проливе какого-то власовца, или белоэмигранта. Потом он ранит нашего работника и бежит из лазарета… – Берия выматерился:

– Испортили праздник и мне, и вам. Они не соизволили прислать фотографии мерзавца… – Наум Исаакович прилетел на базу с багажом, рассчитывая позже оказаться на севере, в Де-Кастри:

– Девочки отметили день рождения, а я не позвонил Розе. Ничего, устроим праздник еще раз, с тортом, с подарками… – закончив кормить, чилийка переодевала ребенка:

– Не знает она никакого английского языка, – хмуро сказал себе Эйтингон, – наш старый знакомец появился здесь не ради нее. И доктор не при чем, его самого молотком в висок ударили. Однако, все равно, врач к ней ходил. Мистера Питера Кроу он тоже навещал…

Едва увидев снимки предполагаемого власовца, Эйтингон распорядился перекрыть все дороги в округе и перебросить на базу наряды внутренних войск:

– Здесь не Прибалтика, никаких бандитов не водится. Никто ему не поможет, далеко ему не уйти. Он скоро окажется у нас в руках… – за три дня мистера Кроу, военного разведчика и кавалера Креста Виктории, пока не нашли:

– Он сюда явился ради Вороны, к гадалке не ходи. Где-то в нашем министерстве сидит крот, от западной разведки… – чилийка, накрыв себя и ребенка бушлатом, испуганно забилась в угол койки. Эйтингон помнил свои так называемые беседы с дурочкой, весной этого года:

– Сейчас мне придется долго ей объяснять, чего я, собственно, хочу, а она будет мотать головой, и мычать. С ней вообще все надо повторять на пальцах… – присев на край койки, он медленно, раздельно, сказал по-испански: