Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый

– В пятницу демонстрация трудящихся, Иосиф Виссарионович поднимется на мавзолей. Министерство занято обеспечением его безопасности. Не след отвлекать товарища Берию мелочами… – куратор успокоил себя тем, что его рапорт ушел в Москву:

– После праздничной недели сюда кто-нибудь прилетит. К тому времени и шпион оправится… – куратор не сомневался, что человек имеет отношение к подводной лодке:

– Кто еще будет болтаться в ноябре, в Татарском проливе, без одежды. По его шрамам видно, что он воевал… – шрамов у мужчины насчитали много:

– Ему лет сорок, – подумал чекист, – он маленького роста, но крепкий. Седина на висках, хорошие мышцы. По словам доктора, зубы ему лечили западные дантисты… – в лазоревых глазах незнакомца, подернутых сильным жаром, ничего осмысленного было не разглядеть:

– Пульс у него не сбоит, сердце справляется… – врач вытер руки, – но я все равно ввел камфару… – считая пульс, доктор попытался, незаметно, написать на ладони незнакомца: «Кто вы?», на английском языке:

– Однако он мне ничего не ответил. Может быть, потом, когда он начнет оправляться… – доктор бросил взгляд на смуглые, немного впалые щеки, с лихорадочным румянцем:

– У него с десяток ранений, есть и тяжелые… – косой шрам уходил от мускулистого живота вверх, на ребра, – скорее всего он бывший военный, разведчик…

Куратор кивнул:

– Хорошо. Не забывайте вести отчетность потраченных лекарств. С ним останется фельдшер… – врача нельзя было показывать местному персоналу, – напишите указания, по необходимым… – неизвестный слабо застонал, куратор прервал себя:

– Послышалось? Нет, нет, я разобрал его просьбу. Он русский, это точно… – мужчина облизывал сухие, обметанные жаром губы:

– Пить, пожалуйста, пить, – доктор сделал движение к столу, куратор приказал:

– Немедленно вернитесь на место… – звякнула пробка графина, доктор наполнил стакан:

– Больной просит пить, вы сами слышали… – от человека несло теплом, словно от печки:

– Его вымыли, но, все равно, он солью пахнет… – принюхался куратор. Наклонившись над разгоряченным лицом, он громко, раздельно, сказал:

– Ты у меня еще попляшешь, власовская тварь, перебежчик…

На одно, мимолетное мгновение, ему показалось, что человек улыбается. Выпив воды, облегченно выдохнув, Питер позволил себе погрузиться в забытье.

В мощный, цейсовский бинокль Максимилиан отлично видел трехметровой высоты ограду, с железными воротами, утыканную вышками охраны. В неожиданно ясном ноябрьском утре посверкивал иней, на темно-красной черепице крыши особняка. Портик белого мрамора, с широкими ступенями и дорическими колоннами, пустовал. Он перевел бинокль вправо:

– Здесь целый парк разбили, с розарием, с прудом. Вот еще одна ограда, и опять ворота… – на заснеженных дорожках парка он тоже никого не заметил.

Они с Петром Арсеньевичем обосновались на склоне сопки, отделяющей долину, с аэродромом русских и дальними крышами поселка Де-Кастри, от берега пролива. Айчи покачивался на тихих волнах, в уединенной бухте. С моря самолет было никак не увидеть. Несмотря на алые звезды, на крыльях Айчи, Максимилиан, заранее, позаботился о камуфляжном чехле, в цвет серых скал. Даже если бы кто-то и подошел к обрыву скалы, ему потребовалось бы спуститься вниз, по скользкой, опасной тропинке, чтобы разглядеть закрытую от посторонних глаз машину.

Максимилиан хвалил себя за предусмотрительность. Едва впереди, по курсу британцев, на радаре, появились три зеленых огонька, он отдал приказание поворачивать на юг. Максимилиан отдал вестовому пустую чашку из-под кофе:

– Русские сейчас перехватят их субмарину. Нам не стоит болтаться в непосредственной близости от поля сражения, то есть расстрела… – он не сомневался, что военно-морской флот СССР расправится с нарушителями государственной границы:

– Они даже не поинтересуются, что за лодка перед ними, – хмыкнул Макс, – от британцев и обломка не останется. Как учат нас древние, festina lente, поспешай, не торопясь…

Немецкая лодка провела три дня, прячась в глухом заливе, на западном побережье Сахалина. Макс отдал приказ возвращаться на прежний курс, только когда стало ясно, что русские больше не рыщут по проливу. Длинные пальцы размяли сигарету:

– Они могли решить, что идет миссия, с диверсионными целями. Лучше нам себя обезопасить. Но сейчас море, если можно так выразиться, чистое, нам никто не помешает…