Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том шестой

– Там есть и часть моей работы, – думал он, – после гибели Стивена и Абрахама, пришлось взять на себя руководство воздушным мостом, хоть я и штатский человек. То есть теперь штатский… – Марте, он, конечно, никогда бы такого не сказал. Питер не считал нужным упоминать о своих заслугах:

– И вообще, нельзя говорить о заслугах, – сердито думал он, – я выполнял долг порядочного человека. Так же, как с Густи и маленьким Вороном. Понятно, что дети должны расти в семье. У нас с Мартой и так есть ребенок, то есть двое… – Питер надеялся, что сеньор Ланге, или Максимилиан, держит племянника при себе:

– Марта уверена, что фон Рабе ничего не сделает с мальчиком. Конечно, не сделает, но Теодору-Генриху скоро шесть лет. Нельзя, чтобы он рос в окружении нацистов, слышал от них ложь, о своих родителях. Его отец и дед отдали жизни за другую Германию. Ребенок должен об этом знать. Не говоря о том, что ему нужна мать… – Марта, в Буэнос-Айресе, свернула газету. Жена, задумчиво, подперев щеку рукой, взглянула на него. Зеленые глаза ласково заблестели:

– Это все ты, милый… – маленькая рука легла поверх листа, – Берлин не голодает, в том числе, благодаря и тебе… – он только, смущенно, что-то пробурчал. Питер не любил разговоров о службе в армии, о кресте Виктории, и других наградах:

– У Волка не было никаких наград, если не считать советских медалей, а он сделал гораздо больше, чем я. Гольдберг вообще только после победы начал получать ордена. У него и военного звания нет. И Волк тоже не был офицером… – он подумал, что надо поговорить с Мартой.

Дядя Джованни поставил в Мейденхеде памятный камень, в честь погибшей дочери:

– Теодор позаботится о мемориале для Мишеля, на Пер-Лашез. В Мон-Сен-Мартене появится памятник Виллему и Тони. Юный барон все сделает, можно не сомневаться. Но надо, чтобы и Максим знал, что память его отца чтут. Надо добавить на камень имя Волка… – Марта не упоминала о таком, но Питер видел, что она думает и о первом муже:

– В Берлине она ездила мимо виллы фон Рабе, то есть бывшей виллы, ходила мимо руин Бендлерблока. Могилы Генриха и его отца не сохранилось… – по словам Джона, заговаривать о мемориале, для участников июльского заговора, было преждевременно:

– Посмотрим, что случится потом, – заметил герцог, за кофе и коньяком, – но пока пусть все остается как есть. Мюллера это тоже касается… – Питер, недовольно, отозвался:

– Насчет Мюллера я согласен. Беглых нацистов, все равно, никто, кроме нас не ищет, – он криво улыбнулся, – наоборот, их нанимают на работу… – прозрачные глаза кузена похолодели:

– В организацию генерала Гелена берут только тех, кто прошел денацификацию, Питер… – отрезал он, – нам нужны люди с военным опытом, люди… – Питер допил коньяк:

– Преследовавшие коммунистов и расстреливавшие евреев, не стесняйся… – герцог покраснел:

– Все члены СС признаны военными преступниками и подлежат наказанию. Они находятся в тюрьмах, а потом… – Питер махнул рукой:

– Потом они отсидят свои пять лет, то есть уже отсидели, учитывая постоянные амнистии. Выйдя на свободу, они найдут теплые места, в министерствах и ведомствах будущей западной Германии. И, кстати, евреев и партизан расстреливало не только СС, ты сам это отлично знаешь… – Питер помнил витиеватый, русский мат тестя:

– Власовские подонки сейчас все, как один, кричат, что перебежали на сторону Гитлера, ради борьбы с коммунизмом. Их вообще признали частью вермахта и даже не судят… – Федор Петрович ловко раскупорил бутылку водки:

– Когда и если меня рассекретят, если можно так выразиться, ноги моей на их сборищах не будет. В довоенные времена мои встречи с такими тварями всегда заканчивались дракой… – он повертел под носом у Питера крепким кулаком:

– Я и не шестом десятке смогу пару человек сбить с ног, не сомневайся… – Питер вытер мокрое лицо обледеневшим рукавом куртки:

– Пока что нас ветер сбивает с ног. Интересно, на восточном берегу такая же погода, или у них теплее, из-за озера? Главное, чтобы они не нарвались на нацистов. Но Марта в авангарде, а она очень осторожна… – Питер отогнал от себя мысли о жене:

– С ней все будет хорошо, – уверенно сказал он себе, – сейчас надо разобраться с клыком… – клык лежал во внутреннем кармане его куртки. Он тронул за плечо идущего впереди кузена:

– Распадок по правую руку, давай перекурим… – лицо полковника тоже залепил снег. Карту, взятую с пассажирского сиденья виллиса, Меир сунул себе в карман: