– Сдаётся мне, что так скоро, как нам того хотелось бы, сей дождь не прекратится, а сырость для моего ишиаса не лучший попутчик. Прошу! – Карл Францевич вытянул руку в сторону пролётки.
Уселись скоро и удобно – помещик, и штаб-ротмистр в пролётке под откидным пологом, а Карл Францевич на облучке с извозчиком. Не менее скорым был и отъезд от сего скорбного места. Из-за того, что сыпал малоприятный дождь, а может оттого, что совсем недавно довелось пережить некое треволнение – кто ведает. Только в ином душевном состоянии друзья, а на сие я возлагаю большие надежды, увидали бы сторожа Прохора, притаившегося за сросшимися берёзами в двух десятках саженей от кладбищенских ворот. Пристально поглядывая на отъезжающую пролётку, сторож вовсе не имел на лице избавительного выражения – мол, и, слава Богу, что уехали. Напротив, выражение прочитывалось как раздражение и злоба.
Дорога была не близкой, но и не далёкой. Понимание дальности имело зависимость не только от резвости мерина-трёхлетки, а и от общего разговора промеж попутчиков.
Только беседа никак не ладилась. Первые душевные порывы после увиденного уж схлынули, словно волна от берега, оставив только небольшую нервную дрожь и несобранность мыслей.
Дорога вилась по полям, временами через небольшие рощицы, а то и вдоль края леса. Одна природная картина сменяла предыдущую, один миг времени появлялся на месте ушедшего, а беседа, промеж нашей троицы, так и не завязывалась.
Когда край солнечного круга коснулся горизонта, пролётка въехала в Ведищевский лес.
Проехав не менее версты извозчик, отчего-то, резко остановил коня и толкнул молчащего гоф-медика в бок.
– Погляди, господин доктор, чего это тут?
В лесу, как многим ведомо, сумерки сгущаются скорее, нежели в поле, но и тех остатков дневного света было довольно на то, чтоб разглядеть сие дивное место, у которого остановил пролётку извозчик.
Вдоль накатанной дороги, петлявшей между деревьев, и в глубину леса, по обеим сторонам от оной, насколько хватало взора, наши герои увидали белые тряпицы, во множестве повязанные на ветви.
Их было настолько много числом, и повязаны они были так высоко от земли, что не то, чтобы дать понятное толкование, но и выдумать любое, самое вздорное объяснение, никак не выходило.
В полном молчании наши герои глядели по сторонам. Некоторые тряпицы, которые оказались ближе остальных к пролётке, и вовсе были схожи с лоскутами окровавленных бинтов. Словно сушили перевязочные бинты у полевого лазарета. Но, и при подобном объяснении всё выглядело зловеще. И опасно.
И вот вам странность – непонимание сути увиденного не позволяло нашим попутчикам хоть что-либо предпринять. Вся четвёрка просто застыла, позволив двигаться только глазам. Дождь не унимался.
Первым подал голос гоф-медик.
– Никодим, – обратился он к извозчику шёпотом, – ранее ты нечто подобное видал?
– На этой дороге? – Так же шёпотом ответствовал извозчик.
– Где угодно! Видал? Что это означает? И… кто?
– Ничего не ведаю …. Подобного… ни разу. Спаси, Господи, мою душу грешную! – Накладывая на себя крестные знамения, Никодим не переставал вертеть головой.
– Господа, – уж совсем не таясь, сказал штаб-ротмистр, – надобно ехать. И скорее! Чем дольше стоим, тем… ехай, Никодим, ехай!
– Погоди!
Карл Францевич снял с себя парусиновый макинтош и набросил его на плечи извозчика.
– Дождь усиливается. Господа, не найдётся ли и для меня местечка?
– Разумеется!
Наконец пролётка тронулась, набирая быстроту езды. Извозчик в макинтоше на облучке, господа в пролётке под навесом. Есть ли надобность говорить о тех мыслях, кои во множестве роились в головах попутчиков? Наверное, нет надобности, ибо каждый думал о своём.
О своём-то, о своём, да кое-что было и общее. И было то мало угодное Богу событие кое, в достаточной мере, наполнило ещё не закончившийся день. При том, что попутчики намеревались не вглядываться в окружавший их лес. И по понятным причинам.
Меж тем, дождь припустил сильнее. Всё чаще на этой лесной дороге попадались лужи, в которые с брызгами ударяли конские копыта. Лес принялся наполняться своими собственными звуками, которые в обычай случаются во время дождя и при уходящем на покой дневном светиле.
Тут и появился новый звук, не привычный, и не лесной по своей природе. Почти громом он раскатился откуда-то… слева. Нет, вовсе не по левую руку, а по правую… скорее всего по правую… хотя ….
Читать дальше