Олег Ярков - Туман. Книга четвёртая

– Пока не знаю, ждал вас, чтобы разом разрешить то, что случилось. Я получил депешу от Александра Игнатьевича.

Конь (да-да, тот самый Злойка, что помог одолеть бессарабцев) не имел в намерениях ни остывать, ни наслаждаться обществом конюха. Он привык быть в центре событий, приглядывая, при том, за другом. А тут его спроваживают к конюху! Да и этот, второй, почти друг, даже мельком не взглянул на коня! «Надо проучить этих… людей!» – примерно так подумал Злойка, поворачиваясь в обратную сторону, направляясь, вместе с волочащимся за конём, конюхом.

Дотащив упиравшегося ногами в землю кучера, до наблюдавших сию баталию помещиков, Злойка чувствительно толкнул мордой Кириллу Антоновича в бок, и топнул копытом.

– Господи, прости! Ну, конечно, конечно, здравствуй, добрый конь Злойка! Как дела у твоего хозяина? Как ты, здоров ли? Не желаешь малость отдохнуть?

Поведение коня можно было перевести на русский язык так: «Мне, что, каждый раз вас вежливости учить? Ладно, и вам здравствовать! Куда идти я сам знаю. И отцепите от меня этого!»

И, в подтверждение правильности нашего перевода с лошадиного на человечий, конь тут же развернулся, и направил свои копыта в сторону конюшни. Помещик распорядился, чтобы конюх не мешал коню отдыхать, а только напоил, когда Злойка скажет. Он так и сказал: «Когда Злойка скажет». Такие вот отношения были среди живущих на одной земле. Да-а, были.

Модест Павлович, дождавшись окончания воспитательного часа, устроенного конём, продолжил вопрошать, как ни в чём ни бывало.

– Как любопытно! И что в письме?

– А я не вскрывал без вас. Идёмте, Циклида уж подала чай.

А письмо содержало такое известие.

«Милостивые государи Кирилла Антонович и Модест Павлович!

С тяжким сердцем отрываю вас от заслуженного вами отдохновения, однако же, наша теперешняя жизнь, о чём я временами сожалею, не может устоять на месте.

Имею твёрдое намерение, заочно заручаясь вашим на то согласием, посетить ваши имения не позднее, чем через три дня.

Кроме прочего, имею просьбу, могущую показаться вам нелепой и маловразумительной. Для прояснения сути, и самой надобности вышеупомянутой просьбы, я и намерен прибыть лично. Отрывать вас от покоя приглашением в столицу, считаю делом и преждевременным, и малообоснованным.

Теперь о самой просьбе. Настоятельно прошу вас выяснить всё, что удастся, и насколько сие будет в ваших силах, касательно игральных карт.

Уже предвкушаю вид удивления на лице Кириллы Антоновича, и исполненную сарказмом улыбку у Модеста Павловича. Смею вас заверить, что объяснение, данное мною, относительно необычности просьбы, сделает оную понятной и достойной вашего внимания.

За сим, имею честь откланяться.

Желаю вам здравствовать!

Надворный советник Александр Игнатьевич Толмачёв».

– Да-а, скажу прямо, просьба, мягко говоря… а вы, Модест Павлович, таки улыбались! Я заметил! Да-да-да, заметил со всею определённостию! Вы улыбались!

– А вы… а вы удивлялись! Именно удивлялись! Да так, что едва брови ваши не уползли на затылок!

– Ничуть, говорю я вам, такого не бывало! Ни в малейшей степени я не удивлён! Зато вы… а, какая разница!? Что вы скажете о просьбе?

– Поступи такая просьба от вас, я бы не счёл её необычной. Я бы исполнил её, и всё. Но, господин Толмачёв… он одним своим именем горазд обычные спички претворить в источник мирового пожара.

– Вот тут я согласен! Давайте приступим к чаю, заодно и подумаем, что и где мы сможем разузнать о картах. Вы, кстати, играете в карты?

– От скуки бывало. Но, в тонкости их происхождения, и всего остального с ними увязанного, не вникал.

– Вот, скажите на милость, откуда он берёт такие странные события и загадки? Как сочленить его ведомство и обычные карты?

– Боль, Кирилла Антонович, всегда лекаря ищет.

– Значит, для чего-то карты сыскали надворного советника.

ВСЁ, ЧТО ВИДИТСЯ, НЕ ЕСТЬ ТАКОВЫМ.

«В карты играешь, а козырей не знаешь» —

Русская народная пословица.

Как и обещал, прибыл Александр Игнатьевич на третий день после получения письма.

Нанятое ландо было отпущено, саквояж отнят, а сам надворный советник заключён в дружеские объятия.

На многажды описанной веранде дома Кириллы Антоновича уже стоял стол, накрытый такими яствами, такими творениями Циклиды, что невозможно, без пробуждения могучего аппетита описать находящееся на том столе. Вот, взять, к примеру, эти не передаваемого вкуса «дамские пальчики» – свёрнутое в трубку отбитое мясо, с начинкой из грибов, сыра, ветчины, рубленых яиц и зелёного лука. Готовится это на пару, с толикой перца и… нет, не могу! Я опишу лучше Прошкины проказы, но не кухонные произведения его матери-кудесницы! Всё, забыли и переходим… действительно, перейдём к Прошке.