Олег Ярков - Туман. Книга четвёртая

– У него сказано «в лице худших представителей»!

– Нет на то моего согласия! У собак присутствуют морды! И потом, ежели вы и дальше станете декламировать мне те пасквильные строки про то, что в России худые охотничьи породы, я, этого, вы поняли, о ком я говорю, вызову на дуэль!

– Не вызовете.

– Это, позвольте полюбопытствовать, ещё почему?

– Он преставился, судя по послесловию к книге, не менее десяти лет назад.

– Скверный он человек! И про Россию гадко написал, и помер не ко времени…. А вы, Кирилла Антонович, точно прочли, что он… того? Вдруг, опечатка случилась? Ну, поглядите внимательно! Не дайте угаснуть надежде!

– Нет, дорогой друг, он уже однозначно на небесах. И забудем о нём! Не считаете ли вы разумным и своевременным наполнить бокалы?

– Считаю, Кирилла Антонович, ох, как же я считаю! Вам ….

А договорить не удалось. Из-за угла веранды, с дичайшим воплем, сделавшим бы честь любому доисторическому зверю, описанному в книге Жозефа Анри Оноре Боакса, известного в среде читателей, как Жозеф Рони-старший, автор книги «Доисторические сцены», вылетело существо, отдалённо напоминающее кухаркиного сына Прошку. Лишь по некоторым отдалённым признакам было возможным убедительно считать в том, что выскочило, вышеупомянутого мальца.

Его странное облачение в перья, в ветки сливового дерева и в старые вожжи, делало очевидным теснейшую, если не сказать кровную связь по нисходящему родству с доисторическими монстрами и вымершими ящерами. Всё говорило в пользу этого предположения – беспорядочные движения, гортанные звуки, переходящие в высочайший фальцет, тот ералаш, который с трудом можно было назвать одеянием и… глаза, ищущие жертву. Или добычу.

Пометавшись перед верандой, и подняв в воздух облако пыли, этот персонаж, сошедший со страниц книг Жозефа Рони-старшего, чудесным образом умудрился остановиться более, нежели на несколько секунд. Оглядев вокруг себя обширные просторы мироздания, Прошка поднял глаза на сидящих за столом помещиков и, погрозив палкой, изогнутой наподобие лука, сказал, обращаясь, не ведомо, к кому.

– Я тебя запомнил!

После чего унёсся за иной угол дома, оглашая простор перед собою звуками, не поддающимися никакой классификации.

Около минуты было тихо. А после – то там, то там стали подавать голос птицы. Ветер, сперва, неуверенно, а вскорости смелее и смелее зашевелил листвой деревьев. Окружающий мир снова становился миром.

– А к кому он обращался? – Всё ещё держа бутылку в руке, проговорил штаб-ротмистр.

– Боюсь, что мои худшие опасения примут вполне вещественное проявление.

– А как, сказанное вами, прозвучит по-русски?

– Прозвучит так – угроза нависла над каждым из нас, поскольку персонально никому расправа не обещана. Так сказать – русская рулетка. Давайте же выпьем, чтобы хмель развеял грядущий ужас обещанной расправы.

– Господи, что же вы за болтуны такие, а?

Вышедшая на звуки сыновьих игр Циклида, так и осталась стоять в дверях, слушая разглагольствования друзей.

– Тебе, уважаемая Циклида, бояться нечего, тебя-то он не тронет. А нам, с Кириллой Антоновичем, осталось жить совсем малость. Принеси винца приговорённым, в последней просьбе грешно отказывать.

Кухарка, с улыбкою, удалилась за новой бутылкой, а друзья-помещики с улыбкой встретили её скорое возвращение.

Что тут сказать? Радушие, душевность, летний вечер, покой, мир, 1903 год.

И всё же, сочту за надобное вернуться назад, к событиям, венчавшим некие похождения, позже названные «Ведищеложским делом», а именно к встрече наших друзей с надворным советником Толмачёвым Александром Игнатьевичем в банкетной зале ресторации «Крым».

Поверьте мне, нет ни малейшей надобности, пускаться в подробный пересказ той встречи. Она была радушной, долгожданной и продолжительной в рамках приличия.

Надворный советник очень мягко, но тоном, не рекомендующим ослушание, упросил Кирилла Антоновича впредь не касаться вопросами личностей тех людей, кои оказались причастны, либо являлись заинтересованными в том самом «Ведищеложском деле». Не напрягая ваше внимание на этой части их беседы, могу от себя добавить, что Александр Игнатьевич сказал почти слово в слово то, что в тот же самый день, но несколькими часами ранее, на подобный вопрос помещика высказался господин Фсио. Ответы сих господ многословными и откровенными назвать не повернётся язык, а посему мы с вами можем лишь вообразить, какие высочайшие персоны империи оказались в касательстве к сему странному делу.