Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том первый

Служба закончилась, царь с царицею двинулись к выходу, за ними потянулась свита. Поравнявшись со стольником Михаилом, приходившемся мужем Прасковье Воронцовой, Вельяминов придержал сродственника за плечо. Воронцов, годов на двадцать младше Федора, вел себя с ним не по-свойски, как с ровней, а скорее, как с дядюшкой.

– Есть у меня до Прасковьи дело, Михайло. Невместно в храме Божием о сем говорить, однако и медлить не годится… – Федор испугался, что незнакомка окажется обрученной, а то и мужней женой. «И тогда, – горько подумал он, – куковать тебе бобылем, Федор Васильевич».

За год вдовства никто из боярынь и дочек боярских ему не приглянулся. Как минуло полгода со смерти Аграфены, сродственницы, будто сговорившись, принялись хлопотать о его новой женитьбе. Сватали Федору вдов и девиц из хороших родов, показывали их в возках или в церквях, но до сих пор никто не заставлял его сердце биться так сладко, как когда он увидел свою Аграфену. Вот разве что сегодня.

– Милости просим к нам, Федор Васильевич, за ради святой Пасхи, – кивнул Михайло, – и Матвея с собою берите.

За пятнадцать лет, прошедших с венцов брачных, Прасковья родила двойняшек Марию и Степана, а два года назад в семье появился последыш, Петенька. Мария с детства неровно дышала к троюродному брату, девице уже исполнилось четырнадцать.

– Матвей у царя будет, а я заеду, коли не шутишь… – коротко махнув на прощанье, Федор зашагал к своему возку.

Прасковья подошла к мужу, постукивая высокими каблуками, спрятанными под подолом парчового сарафана.

– Дядька Федор к нам приедет, – хмыкнул Михайло.

– Ну и славно, – отозвалась Прасковья, – нечего в святую Пасху дома одному сидеть, не дело это.

– Сказал, разговор у него до тебя есть.

– Ох ты, Господи… – Прасковья приложила пальцы к закрасневшимся щекам: «Не иначе приглянулся ему кто, народу-то сколько было. Царицу проводим до покоев и приеду. Нынче Бутурлина у нее остается».

Вскочив в седло, Михайла рысью пустил коня на Рождественку, в городскую усадьбу.

Несмотря на веселый нрав, Прасковья Воронцова вела хозяйство рачительно и строго. За грязь, леность или воровство дворню секли нещадно и отправляли в деревенские усадьбы. В доме всегда уютно пахло свежевыпеченным хлебом, полы каждый день скребли с песком.

Обед подали семейный. За столом собрались только Прасковья с мужем, близнецы Мария и Степан, да Вельяминов.

– Дядя Федор, а правда, что мы осенью опять пойдем воевать Казань?

– Похоже на то, Степа… – Федор задумчиво отставил кружку с медом, – без Казани пути на восток нам нет. Пермский край получается, как отрезанный ломоть, а там земли исконно русские, их новгородцы брали сотни лет назад. Волга Руси нужна, по ней нам торговать с Персией и Индией, а сейчас ханы Казанский и Астраханский в Каспийское море нас не пускают.

– Говорят, что в Индии все идолам поклоняются, – Марьюшка смущенно запнулась: «Читали мы со Степой повесть о хождении за три моря тверского купца Афанасия Никитина, дак он пишет, что в Индии сто вер, и все разные!»

Воронцовы воспитывали детей в послушании, но были из тех редких на Москве родителей, что считали, что обучать надо не только сыновей, но и дочерей. Близнецы, родившиеся с разницей в полчаса, с колыбели росли рядом.

– Веру, Марьюшка, любую надо уважать, ежели человек праведный и достойный. Есть среди всех народов и глупцы, и люди бесчестные, да и на Руси таковых хватает, – вздохнул Федор.

Прочли благодарственную молитву, дети разошлись по горницам. Боярыня Прасковья подперла рукой мягкую щеку:

– Думаешь, что они дети, а ведь растут. Марию сватают, да она все Матвея дожидается.

– Не надо ей дожидаться, – жестко сказал Федор, – у Матвея не честный брак, а девки срамные на уме да попойки с дружками. Стыдно мне так говорить, сестра, однако совсем он от рук отбился. И не накажешь его по-отцовски, царь Иван во всем Матвея покрывает. Государь, хоть и молод, а норовом крут. Скажешь, что поперек, и закончишь жизнь, как покойник Андрей Шуйский.

Прасковья поежилась. Бояре помнили страшную смерть князя Шуйского, отданного на растерзание своре дворцовых псов семь лет назад.

– Ты мне лучше вот что скажи, боярыня, – Федор отхлебнул меда, пытаясь справиться с напавшим на него кашлем: «Что у вас там за девица сероглазая? Боярышня она али жена венчанная?»

Облегченно улыбнувшись, Прасковья незаметно толкнула Михаила ногой под столом.

– Вдова она, братец, больше года вдовеет, с марта еще. Муж ее был боярин Тучков, Василий Иванович. Сама она новгородка, да с венчания в Твери жила. Как муж погиб, дак ее сродственники в Москву забрали.