Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том первый

Тело здорового, нестарого мужчины, требовало своего. Федор уезжал на охоту. Соколы и сапсаны Вельяминова считались лучшими на Москве. Медведя он до сих пор брал один, вооруженный лишь ножом и рогатиной.

Многие бояре без зазрения ходили к веселым вдовушкам или в потаенные срамные дома, но Федор так не мог, не умел. Он был однолюбом, и стыдился бы после такого смотреть в глаза жены.

– Федя…

– Здесь я, Груня.

– Как умру я, позаботься о Матвее, не будь с ним крут. Вот еще что… – жена слабо шевельнула рукой, но даже короткий жест ее наполняло величие. Аграфена была из рода Головиных, ведущих начало свое от императорской династии Царьграда.

– Федя, женись еще раз. Тебе нужна жена… не такая… как я. Ох, и любила я тебя, Федя, милый мой… как жаль… уходить… – прозрачные слезы побежали по исхудавшему лицу. Федор целовал впалые щеки, к горлу подступило рыдание.

– Обещай мне, обещай!

Он прижал ее голову к груди.

– Помолись за меня у престола Богородицы, Груня, ибо Царица Небесная и сын Ее, Господь наш, мне свидетели, что любил я тебя более жизни самой.

– Матушка! – кудрявый золотоволосый подросток, вбежав в горницу, рухнул на колени подле постели. Аграфена, просветлев лицом, с трудом подняла руку, положив ее сыну на голову. Матвей исступленно целовал ее ладонь.

– Матюша, отца почитай, не прекословь ему, и будет тебе мое материнское благословение с небес. Заступничество Пресвятой Богородицы защитит тебя, сыночек. Кончаюсь я, Федя, позови инокинь.

Монахини, кучкой столпившиеся у раскрытой двери, громко завели канон на исход души. Матвей рыдал, уронив голову на постель. Аграфена, подняв на мужа на мгновение ожившие глаза, шепнула: «Похорони меня, любимый, с детками нашими, скоро я с ними встречусь. Спасибо тебе».

Не услышал, а почувствовав ее краткий вздох, Федор аккуратно уложил голову жены на подушки.

Дворня стояла темной толпой в свете морозного утра.

– Преставилась боярыня Аграфена, – глухо сказал Федор: «Плачьте по ней».

Боярин пошел через двор, в легкой рубашке, без шапки. Люди расступались в испуге, ибо страшно было закаменевшее лицо Федора Вельяминова.

По случаю святой Пасхи на патриаршее богослужение в Успенский собор созвали всех бояр, даже самых захудалых, из дальних подмосковных вотчин.

Весна выдалась холодной, за неделю до Пасхи засеял снег. В народе шептались, что заморозки послал Господь в наказание за теплую зиму, когда при первом Казанском походе царя под лед Волги ушла осадная артиллерия и часть войска. Простояв под стенами Казани неделю, не решившись на штурм, царь вернулся в Москву. В марте скончался в своем дворце ненавистник Руси хан Сафа-Гирей. Втайне от его преемника царь Иван готовил новый поход.

Федор Вельяминов чуть не погиб в декабре на тонком льду Волги, спасая с воеводами тех, кого еще можно было спасти.

Под тягучее пение хора он нашел глазами Матвея. Пятнадцатилетний сын стоял прямо, на красиво очерченных губах играла улыбка. Подросток пошел в материнскую породу. Невысокий, изящно сложенный, кареглазый, с шапкой золотых волос, Матвей гарцевал по улицам Москвы на роскошном вороном жеребце. Сын проводил время в охотничьих забавах и праздности. Государь его привечал. Младший Вельяминов был всего на четыре года младше Ивана. Подросток напоминал царю о его собственной юности. Не дозволив Матвею остаться с войском, царь взял его в Нижний Новгород, где он дожидался исхода казанских событий.

Федору царская приязнь была не по душе. На Москве болтали о царевых забавах, о творящемся за белокаменными стенами Кремля, однако Вельяминов никак не мог скрыть сына от зоркого ока Ивана.

Бояре надеялись, что Анастасия Романовна, выбранная из полутора тысяч боярских дочерей и повенчанная с Иваном два года назад, сможет обуздать буйный нрав супруга. Она сидела сейчас на троне рядом с крепким, крупным Иваном, темноволосая, кареглазая, похожая на диковинную куклу в расшитых золотом и драгоценными каменьями одеждах. Первая дочь, родившаяся у молодой четы, умерла в младенчестве, однако ходили слухи, что царица опять понесла. Бояре ждали появления сына, царского наследника.

Федор рассеянно всматривался в лица ближних боярынь. Крупная Василиса Аксакова, приземистая разбитная Авдотья Бутурлина, красавица Прасковья Воронцова, приходившаяся ему двоюродной сестрой, и какая-то новенькая. Высокая, стройная, белокожая, женщина стояла, опустив голову. Федор видел только ее сцепленные замком красивые пальцы, унизанные перстнями. Словно почувствовав на себе чужой взгляд, боярыня встрепенулась. Певчие грянули «Аллилуйя». Федор заметил ее глаза, большие, серые, с зеленоватым отливом, как вода в осенней Москве-реке.