Александр Зарубин - Волчья дорога. История времен тридцатилетней войны

– Да, было время, и я шагал под барабанный бой. Но оставил службу после осады Ла-Рошели – молитвы и проповеди кормят лучше, чем марши и караулы.

– Воистину, – сказал капитан, откинувшись к стене, – что привело Вас в Германию?

– Были на мирном конгрессе, теперь путешествуем. Интересная страна. Интересные люди.

– Дикие, правда, – хохотнул гигантский шевалье.

– Суеверные, я бы сказал, – мягко поправил Эрбле своего спутника. – но интересные. Что нам только не рассказывали в дороге. Настоящий клад, для человека, склонного к сочинительству. Я, сударь, на досуге балуюсь пером, а иные истории, рассказанные в каком-нибудь трактире, стоят греческих трагедий. Например … – тут француз коротким жестом поправил волосы и незаметно тронул пальцами мочку уха… – например, однажды мне рассказали историю о солдате, которого было невозможно убить.

В углу что-то глухо звякнуло. Отсвет пламени пробежал багровым по вину в стаканах и тяжёлым перстням на руке француза. Капитан усмехнулся и ответил коротко.

– Чего только люди не говорят.

– Как ни удивительно. Говорили, пули и клинки просто отскакивали от него, как от заколдованного.

– Не удивлён. Когда новобранец заряжает мушкет – он обязательно просыпет половину пороха на землю. Да и ветераны иногда грешат таким, чтобы не калечить плечо отдачей. А потом рассказывают сказки о заколдованных врагах. Кстати, сказка не говорила, что стало с тем солдатом?

– Умер, – коротко ответил француз. Де Брасье хохотнул и добавил

– Говорят, на него что-то упало.

– Значит, сказка врала, – ответил капитан равнодушным тоном, украдкой покосившись на сапоги.

– Да. – ответил француз мягко. И снова тронул пальцами мочку уха – чуть манерным и так неуместным здесь жестом.

– А Вам не жалко, капитан?

– Не жалко чего?

– Что сказка оказалась ложью?

«Наоборот», – подумал капитан, но не ответил. Не нравились ему эти французские сказки, ой не нравились.

А в этот момент, Магда, набиравшая во дворе воду в ведро заметила как кто-то со всех ног, опрометью бежит напрямик через двор. Лагерные костры плюнули в небо снопом искр, вспышка выхватила высокую, нескладную фигуру и чёрный ёжик волос. Юнкер. НеЛис бежал по двору – в одном сапоге, на ходу пытаясь попасть руками в рукава камзола. Рубашку Рейнеке тоже где-то потерял. Магда улыбнулась, напомнила себе, сколько лет она уже замужем и попыталась сообразить от кого из её подруг это чудо так стремительно убегает.

Что-либо ответить французам капитан Лесли не успел. Дубовая двустворчатая входная дверь с треском распахнулась. На пороге, вцепившись пальцами в доски косяка возник юнкер. Всклокоченный, задыхающийся от быстрого бега. Плащ парень где-то потерял, камзол болтался на одном плече. И вид у него был самый отчаянный.

– Помогите, капитан, скорее. Они её сожгут…

При этих словах итальянец Лоренцо вскочил с места – руки на эфесах клинков.

– Кого – её? Говорите толком, юнкер. – рявкнул Яков не сходя с места.

– Ведьму. Ну то есть не… – на этих словах юнкер сбился, потерял дыхание. Из дальнего угла донёсся хорошо знакомый глухой лязг – Мушкетер Ганс оскалился волком, вскинул мушкет и начал внимательно осматривать курок и полку.

– Подробнее – рявкнул капитан ещё раз. Рейнеке кое-как перевёл дыхание и рассказал.

Оказывается тут недалеко была деревня. Недалеко, милях в пяти к северу. «И как мы мимо неё прошли?» – подумал капитан мельком. Но сейчас это было не важно. Важно то, что местным почудилась ведьма и они решили её спалить. По всем правилам, будто к ним в лапы попалась не несчастная деревенская девка, а сам враг рода человеческого, лично.

– Пожалуйста, капитан, скорее. – проговорил юнкер под конец с самым умоляющим видом.

Через распахнутую настежь дверь в дом ворвался, ударил капитану в лицо холодный зимний ветер. Затрещал, плюнул искрами огонь в очаге.

«И почему все драки обязательно ночью, – подумал Яков, косясь на пламя, – опять не до сна»

А потом встал, нахлобучил на голову шляпу, и начал командовать.

– Лоренцо, вы со мной. Рейнеке, показывайте дорогу.

– В конюшнях были лошади, – бросил фразу из своего угла молчаливый мушкетёр Ганс.

– Наши лошади! – возмутился было французский шевалье.

– Конфискованы именем императора. – отрезал капитан. Ганс у стены невзначай качнул дулом в сторону гостей. Де Брасье хотел было возмутится, но второй француз накрыл его руку своей, призывая к молчанию.