Николай II еще долго ходил по спальным покоям, приказав дежурному флигель-адъютанту никого к нему не пускать. Он понимал – у него сдали нервы и никто не должен видеть его в таком состоянии.
Из газет и доносов он знал – было немало и таких, которых судьба России не волновала совсем. И они не скрывали этого.
К великому сожалению Николая II, к последним относился и граф Лев Толстой, которого Александра Федоровна считала духовным пастырем России.
Все эти мысли жгли воспаленный мозг, причиняя Николаю II почти физическую боль.
…Время близилось к обеду, когда к нему в покои вошла императрица Александра Федоровна.
– Они поплатятся за это! И очень скоро! – сказал ей Николай II. – Бог тому свидетель – я хотел все по-другому…
Александра Федоровна обняла супруга и прижалась к нему.
– Я верю тебе, – проговорила она тихо. – Я буду молить господа-бога, чтобы он придал тебе силы, мужество и мудрость…
Николай II слегка отстранил от себя супругу и внимательно посмотрел на нее.
– Тебе не надо тревожиться. Если из-за этого… – он хотел подобрать успокаивающее императрицу слово, но так и не найдя его, продолжил. – Все это не стоит твоих волнений… Меня интересует другое: как поведут себя наши министры, сановники, народ?.. За армию я спокоен. Я уверен – Россию японцам не одолеть, что бы там не произошло, в конце концов. Но Россия может погибнуть от смертельных ран, которые ей уже наносят народовольцы, разночинцы, социалисты, евреи, демократы разных мастей, бездуховная и тупая аристократия вместе с распоясавшимися газетчиками. И даже церковь, – и тут же добавил. – Если бы я был уверен, что все эти пороки можно изжить моим отказом от царствования, я бы пошел на эту жертву ради Отечества. Но я в этом не уверен. Больше всего я боюсь, что вместо меня придут те, кто разрушат наши вековые устои, введут иноземные порядки и, если народ не подчинится им, зальют русскую землю кровью! Такое с нами уже случалось…
Александра Федоровна, затаив дыхание, слушала супруга. Она не могла даже на минуту представить себе то, о чем он говорил. О крахе династии Романовых даже помышлять было грешно. Она кровно породнилась с Романовыми, приняла их веру и ответила искренней любовью человеку, ради которого не пожалела бы ничего на свете, даже жизни.
А он продолжал говорить так, словно исповедовался, но не перед ней, супругой, императрицей и матерью его детей, и даже не перед богом, а перед кем-то другим, владеющим его душой.
Александра Федоровна прикрыла свой рот ладонью, чтобы невольно из ее испуганной души не вырвался крик.
Николай II в это время посмотрел на супругу и неожиданно улыбнулся. Сказал, будто подвел итог.
– …Чтобы там не уготовила мне судьба, я уверен – на Руси больше Мининых и Пожарских, чем Степок Разиных и Емелей Пугачевых…
Он хотел сказать еще что-то, но раздался тихий стук в дверь, и вошел Фредерикс, извинился перед императрицей, затем перед Николаем II.
– Ваше величество, – сказал он, – прибыли послы Франции, Германии и Великобритании. Просят срочно их принять…
Сообщение наместника на Дальнем Востоке о вероломном ночном нападении японцев на порт-артурскую эскадру Ламсдорф воспринял со смешанным чувством досады и сожаления.
Токийское Правительство намеренно сжигало последние мосты на пути мирных переговоров, и, естественно, это вызывало недоумение.
Досадно было оттого, что ни император, ни военное руководство, по его мнению, еще не осознали того рокового явления, что воевать России предстоит не с маленькой азиатской страной, а с народом, воспитанном в духе массовой истерии и самоотверженности. Именно в этом заключалась сила Японии, а не в новых крейсерах и линкорах, построенных на английских верфях.
Что могла противопоставить Россия? Этот вопрос Ламсдорф задавал себе много раз.
В низах – еврейские погромы, забастовки рабочих, тайные и не тайные общества, сходы студентов и гимназистов. В верхах – сплетни, дрязги, сведение счетов, демократическая демагогия интеллигенции, ставшая чуть ли не признаком хорошего тона, и равнодушие к судьбе России ее сановников.
…К исходу дня в Зимний приехал генерал Куропаткин.
Ламсдорф увидел Куропаткина вместе с Фредериксом, выходя из кабинета Николая II. Государь вызвал его вместе с Витте и долго не отпускал, выясняя, как могло случиться внезапное нападение на эскадру, стоящую на рейде Порт-Артура.
На вопрос Ламсдорфа: «Что еще произошло?» Куропаткин ответил:
Читать дальше