– Ого-го! – Восхищённо уставился на неё Меченый. – И впрямь, красавица стала! – Он вожделенно обвёл глазами её высокую грудь, тонкую талию, босые загорелые ноги. Дубра, не спускавший с него глаз, встал и униженно попросил:
– Братья, что хотите, со мной делайте, только дочку отпустите!
– Братья! – Передразнил его Меченый. – Ишь ты! Брат нашёлся! Волки тамбовские тебе братья! – Остальные заржали, довольные остроумием своего главаря. Меченый встал и рявкнул:
– В угол! Сиди и не рыпайся! – Потом повернулся к Маре, неожиданно схватил её за косу, приблизил её лицо к своему: – Хороша! – И впился губами в её губы. Мара упёрлась руками ему в грудь, вырываясь изо всех сил.
– Не трогай дочь, гадина! – Закричал, не выдержав, Арнольд и бросился на него. Его тут же схватили за руки и оттащили от дочери и Меченого. Не помня себя от ярости, Дубра вырвался и, с размаха, ударил высокого бандита по зубам, разбив ему губы. Тот взревел от боли и схватился за автомат.
– Стой, дурак! – Предостерегающе рявкнул Меченый. – Это слишком лёгкая смерть для него! Он ещё помучается вволю! Свяжите их обоих! – Распорядился он.
– Врёшь, сволочь! – Закричал Дубра, отбиваясь, – не так-то просто! – И тут же рухнул на пол, получив сильный удар автоматом по шее. Их связали по рукам и ногам, всунули в рот кляп и оттащили в угол.
– Ну, вот, теперь порядок! – Довольный, проговорил Меченый. – Орать они не будут, а видеть и слышать, будут всё! Даю тебе возможность, Дубра, пожалеть о том, что согласился стать председателем… Смотри! – Он схватился за вырез платья Мары и резко рванул вниз. Затрещала материя, обнажая девичью грудь, пронзительно закричала Мара.
– Какой сладкий крик! – Пробормотал Меченый, схватил Мару на руки и понёс её на ближайшую кровать. Дубра замычал, закатывая от бешенства глаза, силясь разорвать верёвки и встать.
– Папа! Папочка! Спаси! – кричала Мара, отбиваясь руками и ногами, пытаясь укусить Меченого за нос. – Держите её за руки! – Прохрипел тот, начиная уставать…
– Аааааа -тонко закричала Мара, задыхаясь от смрадного запаха изо рта Меченого… Франя потеряла сознание…
…Меченый подошёл к Дубре, развернул его в сторону дочери.
– Смотри, председатель, смотри, как мы твою дочь… Это не каждому родителю дано… Богатыря ей сотворим, такой «лесной брат» получится, будь здоров!.. Дубра замычал, затряс головой, багровея, глаза налились кровью, смотрели на бандита с лютой ненавистью.
– Ишь, а глаза, как у волка, – засмеялся Меченый, довольный собой. – Ничего, председатель, ночь длинная, торопиться нам некуда… Вволюшку насладимся твоей дочкой… Знойная она баба… А ты – помучайся, помучайся, оно – полезно… Будешь знать, как хорошо быть председателем. Думал, не вернёмся? Ушли? Сгинули? Нет, мы – возвращаемся… И плюём на ваших «ястребков»… Им бы баб по сараям ловить, а не таких парней, как мы… К утру мы уйдём, может, шлёпнем тебя… А, может, нет… Тебе, ведь, жизнь после этого – хуже смерти будет, а? – Меченый наклонился и похлопал Дубру по щеке. Тот отдёрнул голову и опять замычал от бешенства, раздувая ноздри.
– Да не бойся ты, не будем мы тебя бить, мы же, парни тихие, – засмеялся Меченый и посмотрел на кровать.
– Смотри, председатель, как он старается, а? Вот это – мужик! Вот это – сила! Ты бы так не смог…
Бутыль самогонки совсем опустела. Бандиты клевали носом, сидя за столом.
– Что с ними будем делать? – Кивнул на связанных молодой бандит в расстёгнутой до пупа рубахе и поскоблил заросшую светлыми волосами грудь. – Что-то мне не хочется спать вместе с ними… Меченый посмотрел на него совсем осоловелыми глазами, секунду подумал и ухмыльнулся от пришедшей в голову мысли:
– Молодец! Правильно говоришь! Мы их сейчас вынесем на улицу, уложим рядышком, дочку в середину, пускай её родители с бочков греют, пусть помычат ей в уши… гы, гы, гы… – осклабился он.
– А ты, раз ты такой умный, покараулишь их… Чтоб б они не баловались… Вот и не придётся тебе с ними спать! Понятно?
– Ты что, Меченый, с ума сошёл? – Оскорбился молодой. – Пошёл ты!
– Что? Что ты сказал? А ну, делай, что велено! – Побагровел Меченый. – Ишь, каждый сопляк будет гонор свой показывать!
…Дубра прислушивался к неподвижно лежащей, будто мёртвой, дочери, чувствуя, как от ненависти, затопившей грудь, мутится в голове. Хотелось выть волком, биться головой о камень. Он последними остатками воли искал выход. «Должен быть выход! Должен!» – Твердил он себе. Над ними опрокинулось огромное чёрное небо, блестели звёзды и серп месяца, стрекотали кузнечики. Молодой бандит притащил из сарая охапку сена, разровнял её возле стены, завалился на него, бубня:
Читать дальше