Роман Рассветов - Их жизнь. В краю голубых озёр. Книги первая и вторая

– Да я шучу, мама! Хотя, нет, давай, всё-таки, выпьем, чокнемся за здоровье Робчика! – Мария подняла кружку с молоком. Они чокнулись, выпили, Мария крякнула, сморщилась, понюхала хлеб.

– Да, крепка! – Засмеялась её выходке мать. – Прямо первачок!..

За окном краснели облака, подсвеченные ушедшим за горизонт солнцем, пронзительно свистели проносившиеся высоко в воздухе ласточки, ловившие комаров, громко стрекотали кузнечики, еле шевелились под тихим ветерком ветви деревьев. Громко залаял во дворе Тузик и, тут же, стих.

– Чего это он? Пойду, посмотрю. Она открыла дверь и выглянула во двор. Тузик, виляя хвостом, став на задние лапы, пытался лизнуть в лицо какого-то мужчину. В следующее мгновение она узнала его. Это был… Владислав!

– Езус Мария! – Воскликнула мать. – Приехал! Вернулся! – Мария, как вкопанная, замерла за её спиной, не веря своим глазам, чувствуя, как кровь гулко ударяет в голову, сердце проваливается куда-то вниз…

Владислав сделал несколько неуверенных шагов, остановился, посмотрел им в глаза и пробормотал: – Здравствуйте!.. Приехал… вот… – Он пытался найти ещё какие-то слова, но ничего путного не пришло в голову. Речь, которую он приготовил в поезде, начисто забылась, и он потупился, разглядывая носки своих сапог.

Мать посмотрела на онемевшую от внезапно прихлынувшего счастья Марию, покачала укоризненно головой и, довольно сурово, буркнула:

– Что ж, заходи, гостем будешь… сынок! – Язвительные нотки явственно прозвучали в её голосе.

Владислав подошёл совсем близко к Марии, нагнулся, заглядывая ей в глаза:

– Машенька, – пробормотал он тихо и виновато, – прости меня, слышишь? Не могу я, оказывается, без тебя… Не выдержал, вот, приехал, прости, прошу тебя! – Он неуверенно взял её безвольно опущенную руку, пожал ласково, потом медленно поднёс её к губам и поцеловал. Мария как-то судорожно, не то всхлипнула, не то сильно вздохнула и, чувствуя, как подгибаются ноги, упала ему на грудь. Владислав обрадованно схватил её руками, сжал в объятиях, торопливо и жадно покрыл поцелуями её лицо.

– Перестань, не надо, – счастливо шептала Мария, делая слабые попытки вырваться. Мать посмотрела на них несколько секунд, плюнула со злости, круто повернулась и ушла в избу.

– Вот дура-то! Вот дура! – Бормотала она себе под нос, перемывая посуду. – Чёрт знает, где он пропадал эти два года, с какими бабами спал… Ни одного письма! Ни одного! А она… на тебе! Всё забыла сразу! Всё простила! Езус Мария! Ну и дочку вырастила! И в кого только? Я бы… ему показала!

– Проходи в избу, Володя, – сказала Мария, когда он выпустил её из объятий, поправила волосы дрожащими руками, шагнула за ним через порог и закрыла дверь. Владислав молча оглядывался по сторонам. После чистоты Ашхабадской квартиры тёмный потолок и оклеенные пожелтевшими старыми газетами стены избы показались ему ещё более невзрачными, чем были на самом деле. Он вздохнул, опустил на пол чемодан и присел на табуретку.

– Ты, наверно, кушать хочешь, а? Володя? – спохватилась Мария.– Мама, сделай ему что-нибудь…

– Нет уж, моя милая, сделай ему сама! – Отрезала мать, сверкнув на неё глазами. – Ты бы у него спросила сначала, где он пропадал эти годы, с какими бабами спал! А потом уж, ужин ему предлагала!

– Ну зачем ты так, мама? – Обиженно спросила Мария. – Мы уж, как-нибудь, сами разберёмся, не тебе же с ним жить, правда? – Мать открыла рот, собираясь что-то сказать, потом передумала, махнула молча рукой и ушла в комнату, закрыв за собой дверь.

Владислав проводил её глазами, заходили по скулам желваки, но сдержался, промолчал. Мария вывалила из горшка в миску последние картофелины, налила в кружку молока, положила рядом кусок хлеба: – Извини, ничего больше нет.

– Что ты, что ты! Хватит мне, не беспокойся! – Перебил её Владислав. Он молча ел, старательно жевал грубый ржаной хлеб, запивал молоком. Мария села на табуретку, сложила на коленях усталые руки, внимательно разглядывала его обветренное, сильно загорелое лицо с выгоревшими бровями и ресницами. Он почти не изменился за это время и, всё же, стал чужим. «Да, чужим, – поймала она себя на этой мысли. – Чужой мужчина!» – «С какими бабами спал! – вновь, явственно, услышала она недавние слова матери. «А, ведь, она права! – Безжалостно подумала Мария. – Ни единого письма не прислал! Где был, что делал? Ничего не знаю! А, только увидела его и обалдела от радости! Вот дура!» – Охватившее её ощущение счастья уходило, исчезало, как вода в сухой песок…