– Ничего, мама, как-нибудь проживём, люди кругом, не дадут умереть, самое главное, что война ушла, скоро немца добьём, будем жить, надо жить!
– Расскажи о себе, доченька, – попросила мать.
– Что рассказать, мама, в двух словах не расскажешь… На фронте я четыре года отбыла, раненых с поля боя выносила, в госпитале работала… Летом 44 года замуж вышла, теперь, вот, ребёночка жду.
– А муж твой, он кто? Латыш?
– Нет, мама, русский он, из Ленинграда, разведчик в нашем полку.
– А где он сейчас?
– Ушёл дальше, на запад, а меня, вот, домой отправили, – взглянула Мария на свой живот.
– Ничего, доченька, – обняла Марию за плечи мать. – Наше, бабье, дело такое, детей рожать, я, вот, вас шестерых, родила, и ничего, вырастила, и тоже время тяжёлое было.
– А где сёстры, братья, мама?
– Янина и Анна в Риге живут, недавно письма от них были, а, вот, об Айваре, Донате и Язепе ничего не знаю, никакой весточки, живы ли, или косточки от них только остались, – опять покатились слёзы по материнским щекам.
– Не плачь, мама, может, даст Бог, и живы, зачем же, заранее плакать?
– Ой, доченька, я так тебя совсем с голоду уморю! – Спохватилась мать, – пододвигая поближе к дочери миску с супом и деревянную ложку. – Ешь, я сейчас хлеба отрежу.
Мария поднесла ложку ко рту, подула на всякий случай, глотнула жиденький суп и, невольно, сморщилась, уж слишком непривычен был вкус супа без соли.
– Соли нет, доченька, – заметила её гримасу мать, ты, уж, прости…
– Ничего, мама, я привыкну… Эх, жаль, и как я об этом не подумала? Я, ж, могла взять соли сколько хочешь. – Мария стойко скушала всю миску супа, заставив себя больше не морщиться.
В просвете облаков показался краешек солнца, покрасовался слегка и опять запрятался. Дождик кончился, но в воздухе висела мельчайшая водяная пыль, ветер, запутавшийся в густых ветках елей, так и не смог пробраться во двор дома. Мария постояла несколько минут, вслушиваясь в неумолчный шум леса, медленно подошла к хлеву, открыла дверь. В лицо ей ударил густой запах навоза и молока, корова повернула к ней голову, скосила большой тёмный глаз, продолжая по-прежнему лениво пережёвывать сено. На земле скопилось чересчур много навоза, и был он слишком влажным, бока у коровы грязные, сопревшая шерсть висела клочьями.
Мария сходила в сарай, принесла охапку соломы, разбросала её. «Мало этого, -подумала, принесла ещё охапку, – ну, вот, теперь ей сухо будет лежать.»
У стены хлева – небольшая кучка хвороста и куски порубленного топором сухостойного орешника
«Эх, папа, как рано ты от нас ушёл, – грустно подумала Мария, вспомнив, как много всегда отец заготавливал на зиму дров. Высокие поленницы сухих дров всегда доверху закрывали торцевые стены хлева и сарая, сеней дома. – Надорвался, не мог он позволить, чтобы семья осталась к зиме без крыши над головой, спешил… и надорвался, слишком многое надо было сделать, успеть к зиме…»
Ей вспомнилась его невысокая плотная фигура, вислые рыжеватые усы, очень добрые голубые глаза, натруженные руки с вспухшими венами… Всю жизнь, сколько она помнила, он был в работе, не знал ни минуты покоя, даже во сне он озабоченно хмурил лоб, шевелил пальцами, а, просыпаясь, всегда рассказывал свои сны, в которых он, то косил траву на лугу, то пахал землю, то колол дрова…
Долгими зимними вечерами, при свете керосиновой лампы, отец старательно ремонтировал обувь, подбивал подмётки, ставил лапины на продырявившиеся носы ботинок, подшивал валенки, потом устало разгибал спину, брал кого-нибудь из детишек на колени, остальные сбивались рядышком и затаивали дыхание… Отец начинал сказку… Он их знал много, и всё это были волшебные сказки, кого там только ни было: и короли, и цари, и принцессы, и злые колдуньи, и добрые феи, и черти, и мертвецы со сверкающими глазами, и страшные, громадные драконы с большими крыльями и огнедышащими головами. Отец уставал рассказывать, замолкал, и тогда дети принимались так его упрашивать, ласкать, целовать, что он сдавался и рассказывал ещё одну.
– Янис, – кричала мать, – ты, лучше, каким делом занялся бы, чем детям головы дурить этими сказками, они потом во сне вскрикивают, тёмных углов боятся, везде им черти мерещатся.
– Нет, мама, мы не боимся, – бросались на защиту папы дети. – Пусть он рассказывает, он так красиво рассказывает сказки!
– Езус Мария! – Хлопала себя руками по бокам мать.– И что за наказание эти дети, одни сказки у них на уме! Лучше бы по хозяйству помогли, да где там!
Читать дальше