– Приснилось, мама, – потрогала рукой волосы Мария, ей казалось, что они встали дыбом от ужаса.
– Тьфу! Напугала до смерти! – Плюнула от досады мать, собираясь идти одеваться. И, вдруг, опять, точно такая же, резкая боль полоснула по животу.
– Ой! – вскрикнула Мария, хватаясь за живот. – Больно, мама, – простонала она. – Больнооо… Мать кинулась к ней, отшвырнула одеяло, пощупала живот, глянула на ноги и выпрямилась, кусая губы.
– Начинается, доченька, – прошептала она испуганно.
– Ой, мама, – напряглась Мария, изгибаясь дугой, чувствуя, как неудержимо разрывается её тело. – Боюсь! Мама, страшно мне!
– Потерпи, доченька, потерпи! – Засуетилась, забегала по избе мама, хватаясь за тряпки, затем кинулась к своей постели, торопливо натянула платье.
– Я скоро, потерпи, побегу к Стывринихе, она старуха опытная, всё сделает, как надо! – Крикнула она и хлопнула дверью. Страх охватил Марию. Ей казалось, что она в одиночестве, осталась одна, совершенно одна, в целом мире, забытая и никому не нужная… И тут новый приступ боли охватил её, она застонала, заскрипела зубами, вцепилась ими в подушку, закрывая ею рот. Даже кричать было страшно в одиночестве…
Она потеряла ощущение времени, ей казалось, что эта невыносимая боль раздирает её уже целую вечность, мнёт её, раздвигает кости… Неожиданно, почти реально, она почувствовала на губах жадные губы Владислава… Ей грезились его переполненные страстью и желанием глаза… Она дёрнула в сторону головой, сжала губы, её охватило чувство враждебности, даже ненависти к нему. «Ненавижу, ненавижу!» – Толчками била в голову кровь.
И тут новая волна обжигающей, раздирающей на части, боли охватила её, животный вой вырвался из груди. Ей казалось, что её собственное тело распадается на части… И тут пришло облегчение… Мария в изнемозжении откинула голову на подушку. То ли слёзы, то ли пот, щипали глаза, не осталось сил даже шевельнуться… Залаял Тузик во дворе, хлопнула входная дверь.
– Там она, там, проходи, бабуся, проходи, милая, – подталкивала мать в спину белую, как лунь, сгорбленную старушку.
– Здравствуй, внученька, – пропела, улыбаясь беззубым ртом Стывриниха, нагибаясь над нею.– Ахти, Господи, разрешилась уже! – Всплеснула она руками. – Вода есть горячая? – Повернулась она к матери.
– Н-ннет, – испуганно ответила мать.
– Грей воду, грей, дочка, скорей. Мать налила в большой чугун воды, чуть не разлив её, пока ставила в печь. Трясущимися руками щипала лучину, сломала две спички от спешки, но, всё же, огонь развела. Старушка копошилась в ногах у Марии, бормотала себе под нос: – Синенький чегой-то, не кричит, вроде… не дышит… Мария почувствовала тревогу от её бормотания, открыла глаза.
– Кто? Бабушка, кто?
– Мальчик, внученька, мальчик, – заулыбалась старушка.
– Покажи, бабусь, – попросила Мария, чувствуя слёзы облегчения, скатившиеся на подушку.
– Нельзя, внученька, нельзя, потерпи, ещё насмотришься, его надо сначала в божеский вид привести.
Старушка унесла младенца, по пути шлёпая и встряхивая его. До Марии доносились голоса матери и Стывринихи, что-то обсуждавших на кухне в пол-голоса… Она приподнялась на локтях, вытянула шею, прислушиваясь, но новый приступ слабости и головокружения свалил её на подушку. Поплыл потолок перед глазами, закружился, завращался, всё быстрее и быстрее…
Она закрыла глаза, но вращение не кончилось, её тело закачалось, как утлое судёнышко в бурном море.
– Мама! Мама! Как мне плохо! -Закричала она изо всех сил. Но это ей только казалось, её губы смогли только тихо прошептать это.
– Бабуля, почему он не кричит? – Тревожно спросила мать у повитухи, которая встряхивала младенца, качала, шлёпала по попке.
– Думаешь, я сама знаю? – С болью пробормотала старушка.– Ты воду согрела?
– Согрела, горячая уже.
– Попробуй ты, – сдалась старушка, – у меня уже руки отваливаются и спину ломит, спасу нет…
Мать взяла младенца на руки, с силой принялась трясти и шлёпать его, но он не подавал признаков жизни.
– Езус! Мария! Да что же это такое? -Закричала в отчаянии мать. – Неужели… мёртвый? Маша ж, с ума сойдёт! Внучек мой милый, ну, открой же глазоньки! открой! Посмотри на свою бабушку! – Молила она, орошая слезами безжизненное, сморщенное, личико младенца.
– Тише! сумасшедшая! – Прошипела Стывриниха, роженица услышит!
– Внучек! Родненький! Миленький мой! Ну оживи! Не умирай! Господи! помоги! – Всхлипывала мать, раскачивая его, и, вдруг, остановилась, замерла, впилась глазами в крохотное личико, ей показалось, что у него дрогнули губы.
Читать дальше