Роман Рассветов - Их жизнь. В краю голубых озёр. Книги первая и вторая

– Но, но, потише, – уговаривала его Мария, когда он слишком больно сжимал беззубыми дёснами сосок. Наконец он насытился и, сразу же, уснул, засопел носиком.

– Бедненький мой, искричался весь, – ласково прошептала Мария, поцеловала его в высокий лобик и вышла во двор.

Солнце поднялось выше и ощутимо припекало. Мария подняла голову, приложив руку козырьком над глазами. В небе, по-прежнему, ни облачка. Высоко-высоко парил, распластав крылья, коршун. «Разбойник, только и ждёт, как бы ему цыплёнка стащить!» – подумала она и зашагала на луг. Опять звенела коса от шаркающих движений бруска, ложилась покорно трава, срезанная под корень поблескивающим на солнце лезвием, длиннее и длиннее становился новый прокос. «Господи, когда же Владислав приедет? Уже конец июля, а его всё нет и нет, – думала Мария, взмахивая косой. В каждом письме пишет, что уже скоро, вот-вот… Истосковалась совсем. И почему его не отпускают? Война, вон, когда уже кончилась…»

– Пойдём, доченька, обедать, сказала позади мама, —

незаметно подошедшая к ней.

– Фу ты! Испугала! – Вздрогнула Мария, останавливаясь.

– Пойдём, пойдём, вон уже спина какая мокрая. Всю работу не переделаешь, – назидательно сказала мать.

Во дворе они умылись, поливая друг другу из кувшина и прошли в избу. Мария опять кормила сынишку, а мать разлила по мискам щи, сваренные из свежего щавеля, добавила туда сметаны, нарезала мелко зелёного лука. «Туда бы ещё пару яиц да сальца порезать мелкими кусочками» -подумала она, вздохнув. Вошла Мария, на ходу застёгивая пуговицы платья. На её лице всё ещё светилась нежность, которой вся она была переполнена, когда кормила ребёнка.

– Ой, мама, какое это блаженство, когда он сосёт грудь! – Сказала она мечтательно, – хочется реветь от счастья, честное слово!

– Хорошо, когда есть что сосать, – проворчала мать, прогоняя заоблачное настроение Марии, возвращая её к земным заботам. Они молча пообедали.

Мать мыла посуду, искоса поглядывая на сидевшую у стола дочь, которая задумчиво смотрела через окно, подперев ладонью подбородок.

– Что-то долго муж твой не едет. Может, кралю себе какую нашёл? – Заговорила мать. Мария вздрогнула, тень недовольства промелькнула на лице.

– Разве это от него зависит? Когда отпустят, тогда и приедет.

– А откуда ты знаешь, может, его уже давно отпустили? – Гнула своё мать. – Вон, уже по хуторам мужчины возвращаются, а его всё нет…

– Да не знаю я, мама, ну что ты мне душу терзаешь? – Внезапно вспылила Мария, вскакивая из-за стола, выбежала вон, сильно хлопнув дверью.

– И слова уже сказать нельзя! – Крикнула ей вдогонку, с обидой, мать.

Мария остервенело взмахивала косой, будто рвалась догнать кого-то невидимого. «Уже и мама сомневается, что он приедет, – обиженно размышляла она. – А, вдруг, и правда, не приедет? – Промелькнуло в голове, отзываясь тонким уколом в груди. – Нет, не может быть! ведь он так любил меня!»

Она стала вспоминать, как он ухаживал за нею, терпеливо сносил её насмешки, не обижался на неё, что бы она ему ни говорила. А она вдоволь поводила его за нос. Ей, избалованной вниманием и ухаживаниями молодых офицеров, сначала не хотелось даже обращать внимание на сержанта, следившего за нею преданными глазами. Но, постепенно, она невольно, всё чаще и чаще, начинала задумываться, вспоминать его взгляды, выражение лица, жесты, голос, его слова. И наступил такой миг, когда она спросила себя: «Неужели… люблю?» И, тут же, громко расхохоталась над нелепостью своей мысли.

«А, ведь, любишь же! Любишь! – Вкрадчиво прошептал внутренний голос. Она тогда отмахнулась, рассердилась даже.

Прошло время, но голос был терпелив: – Ну признайся же, признайся самой себе… Я, ведь, прекрасно знаю, что любишь!» – Да, люблю, ну и что? – Сердито ответила она, и, тут же, поняла, что да, любит, что ей плохо без него, трудно без него.

А потом, когда их группа ушла в разведку и, спустя неделю, вернулся только он один и принёс карту с разведданными в посеченном осколками маскхалате, измученный и худой, как щепка, она прижала его голову к своей груди, гладила его слипшиеся, грязные волосы, целовала его исцарапанное лицо, смывая пыль собственными слезами, шептала бессвязно слова любви и нежности.

…Спустя пол-года, в затишье между боями, сыграли, очень скромную, фронтовую свадьбу. Командир полка, высокий, беловолосый латыш, поздравил их с рождением новой семьи, пожелал им пронести свою любовь сквозь огонь войны, остаться живыми и невредимыми. Коптились на столе фронтовые лампы, сделанные из артиллерийских гильз, пили спирт из солдатских кружек… Через несколько дней НП (наблюдательный пункт) полка накрыло прямым попаданием тяжёлого снаряда…