ВЛАДИМИР КАЗАНЦЕВ - Вологжанин

–Без разведки все равно не обойдемся.

–Хорошо. Подождем вестей, а пока пододвигайся,– хозяин взял в руки кувшин с вином.

Десятого июля в Нерчинск с Толбузиным пришли опаленные порохом, измученные, албазинцы. Многие пришли босиком, в изодранных портах и рубахах. У кого в Нерчинске не было близких, полезли в кабалу: брали деньги в долг под большие проценты. Власов и Бейтон слушали рассказ отмытого в бане Алексея Толбузина об осаде Албазина. Так же, как вчера, на столе стояли кувшин с вином и серебряные чарки.

– Началось с весны, – говорил Алексей, – Сначала на мельницу в марте напали. Я с заимок в острог всех перевел. Наступило тепло – опять все собрались, гадали – что делать. Решили землю возле Албазина вспахать и засеять. Хлеба уродились хорошие, а когда поля заколосились, два промышленника, ранее плененных, «лист» принесли от богдыхана. Царство им небесное, – перекрестился Толбузин, – оба в осаде погибли. Лист на трех языках: русском, польском и богдойском. Наверное, иезуиты составляли. Написано: «Уходите из Албазина, воинские люди идут на вас на ста бусах». К середине июня нагрянули: на лодках четыре тысячи пехоты с припасами, да тысяча всадников. У них сорок пять пушек, а у меня только три. Острог я укрепил: жители ров углубили, «чеснок» поставили. Богдойцы высадились, вокруг Албазина насыпали земляные валы, на них пушки поставили. Начали обстреливать. Много пушек было тяжелых, так ядра стены насквозь пробивали. Наши отстреливались, да пушку разбили. Закидали нас огненными стрелами. Горело все: дома, церковь, хлебные амбары. Обстреливали три дня. К нам на плотах жители с верхних деревень плыли. Их тоже расстреляли из пушек, кого в плен взяли, кто в тайгу убежал. Бусы богдойцы поставили выше острога, чтобы весть в Нерчинск не смогли мы подать, да помощь перехватить. На десятый день пошли на штурм. Пытались приступные премудрости подтащить. Подтягивали повозки со щитами, войлоком обитые, несли лестницы с когтями, снаряды подрывные длиной аршинов в двадцать, а толщиной те мешки с оглоблю. Отбили мы приступ, побили многих. «Чеснок» подойти мешал, повозки во рву застряли, а снаряды подрывные стрельбой из самопалов взрывали. Отошли богдойцы, но потом острожные стены обложили дровами и хворостом и подожгли. Ко мне отец Сергий с жителями пришел, взмолились, что переговоры надобно вести и в Нерчинск уходить. Поднял я белый флаг, отправил посольство. Я сразу наказал: «Албазин сдадим, но никаких пленных. Всех пропустить в Нерчинск». Богдойцы согласились, но поставили условие, чтобы уходили с пустыми руками, даже скотину с собой не гнали. Наутро нас всех к начальным людям пригласили. Ласковы к нам были. Кафтаны, сапоги, платья расшитые разложили, предлагали на службу к ним перейти. Десятка два согласились. Уходили мы двумя отрядами, – если одной дорогой идти, то можно было голодной смертью помереть. Сто двадцать человек я отпустил в Якутск. Выше устья Аргуни Анцифера Кондратьева с отрядом встретили, что нам на помощь шли. Оставили там дозор и в Нерчинск двинулись. До Аргуни за нами богдойцы на бусах плыли, а Стенька Верхотуров с изменниками – толмачами ихними нам вдогонку кричали: «И под Нерчинском мы с теми бусами будем!» Обидно,– Толбузин замолчал, потом встал со скамьи и поклонился Власову в пояс: –Челобитье прими от меня и моих людишек, Иван Остафьевич. Просят люди отпустить их в хлебные места – все голы, босы. Я сам в кабалу на сто рублей подписался. Одна рубаха на мне оставалась.

–Сядь, Алексей Илларионович, не торопись. На Удинск через Камень не пущу. Народу тут мало. У нас теперь сил воинских прибавилось. Афанасий Иванович с полтысячи привел с тремя пушками, – кивнул он на Бейтона, – все с огненным боем. Давайте думать, что дальше делать будем.

–Охотников кликнуть надобно, пусть до Албазина спустятся, разузнают, что и как, – подал голос Бейтон.

–То, верно, – согласился воевода.

–Проводников из албазинцев и нерчинцев взять моих, чтобы места знали.

–Завтра клич бросим, – подвел итог Власов.

Воевода распорядился отправить разведку к Албазину, узнать, что осталось от острога, ушли ли враги. Поплыло семьдесят человек на пяти стругах во главе с десятником Телицыным. Поплыли албазинские и нерчинские казаки, добровольцы из отряда Бейтона. Сплыли по Шилке до Амура. С бортов были видны лысые сопки, покрытые лесом горы, зеленеющие долины, заросшие черемухой и тальником острова. Берега то сходились, нависая над водой крутыми утесами, то раздвигались широкими цветущими лугами. На ночь причаливали к берегу, жгли костры, готовили ужин и ложились спать, выставив часовых.