Ада Тагильцева - ДИАЛОГИ О БОРИСЕ ГОДУНОВЕ. Историческая литература

При других условиях из Кирюши мог получиться довольно успешный бизнесмен, но в девяностые годы ему помешала его осторожность и умение рассчитывать риски. Обладая практическим умом, он способен на взвешенный и бесстрастный анализ окружающего мира, обращая внимание на масштабные проблемы, в науке и политике. Кирюша во всём ищет интеллектуальное начало, ценит компетенцию, а не человека, максималист, критичен к недостаткам, бывает бесчувственным и резким, но, тем не менее, он убеждён, что за нарушение этических принципов полагается наказание. На подсознательном уровне он полагает, что нормальное развитие честного бизнеса в стране невозможно и часто пытается проверить меня «на вшивость».

– Забери все деньги из своих компаний, и слиняем в какую-нибудь деревню Гадюкино, – иногда шутил Кирюша.

– Причём тут ты и деньги Фонда? – злилась я.

– С чувством юмора у тебя не очень, – смеялся он.

– Ну и шуточки у тебя.

Сразу после распада Союза большинство населения не понимало всей глубины катастрофы, постигшей страну, не задумываясь о понесённых потерях. Люди даже испытывали радость от того, что избавились от роли «старшего брата». Тогда мы до конца ещё не понимали, какую цену заплатила страна. При обсуждении войны на Кавказе Кирюша мечтал,

– Построить бы стену вокруг Чечни и пусть чеченцы перегрызли бы друг другу глотки.

– Русских почти всех выдавили оттуда, но уж очень выгодна эта война кому-то, – пробурчала я.

– Кому-кому. Березовскому. Превратил Чечню в свою вотчину, – зло ответил Кирюша.

– Четверть страны потеряли, зла не хватает.

– Зато от «нахлебников» избавились, – рассмеялся Кирюша.

– Нашёл чему радоваться. Россия отпустила всех без каких-либо выплат и приняла на себя все долги Советского Союза. Вечно мы за всех платим. Нормальный выход в Чёрное море потеряли. Крым, Николаев, Одесса. … Одного Новороссийска мало, – огрызнулась я.

– В принципе, база в Севастополе осталась. Не так уж и важно сейчас для нас Чёрное море, – проговорил Кирюша.

– Чёрного моря ему не жаль! Кто владеет Севастополем, тот владеет выходом в Средиземноморье. Сколько народу погибло в разное время за Севастополь. Катись-ка ты домой, милый друг! – в конец разозлилась я.

Несмотря на то, что с Кирюшей интересно, и я с удовольствием с ним болтаю, очень напрягают его почти ежедневные довольно бесцеремонные визиты. В силу своей открытости, он всегда общается на короткой дистанции и мне надоедает каждый раз поить его чаем, до которого он охоч. При этом он всегда требует варенья и сжирает все сладости, которые есть на столе. Мне неудобно отказывать ему и поэтому приходится терпеть его навязчивость, тем более, что поссориться с ним трудно, поскольку он старается избегать отрицательных эмоций во взаимоотношениях с близкими ему людьми и не обращает внимания на такие мелочи, как выражение моего недовольства.

У него есть комната в коммуналке, доставшаяся от тёти, но он продолжает жить с матерью, не столько из-за удобства, сколько из чувства долга. Я всегда побаивалась Эдиту Павловну за её внешнюю суровость, и потому, что мне казалось, что она должна ко мне относиться негативно из-за ревности к сыну. Постоянно общаясь с Кирюшей, я звонила ему. Его часто не оказывалось дома и так уж получалось, что приходилось говорить с его мамой. Постепенно мы стали много разговаривать по телефону на всевозможные темы, в том числе, обсуждали проблемы, связанные с Кирюшей. В сущности, эта не очень здоровая старая женщина – ей уже исполнилось восемьдесят – была очень одинока, и я подозреваю, что наши разговоры были для неё возможностью осторожно пожаловаться на сына. Кирюше не свойственно выражение эмоций, и, хотя была очевидна его забота о матери, он никогда не говорил ей о своей любви. Эдите Павловне казалось, что она сыну в тягость. Впрочем, она была не очень далека от истины. Я судила об этом по его неохотным возвращениям домой по вечерам. С другой стороны, при общительности Кирюши, можно предположить, что ему просто не хватало времени, чтобы встретиться со всеми и обсудить всё, что было необходимо. Такой уж он человек. Мы почти не говорили с ним о личном, хотя были в курсе основных жизненных событий. Он с удовольствием рассказывал о своих друзьях, с которыми я была шапочно знакома, комментировал высказывания или поведение известных людей.

Как правило, если он приходил ко мне после моего очередного телефонного разговора с Эдитой Павловной, я начинала с выволочки, долго и нудно выговаривая ему, прося быть к ней повнимательнее. Как ни странно, он никогда не огрызался по этому поводу, обещая сделать то, что я просила.