Джон заметил:
– Максимилиан навешал ему лапши на уши и о его собственных родителях, и о том, как появился на свет Маленький Джон… – Марта кивнула:
– Макс, наверное, сделал вид, что ты соблазнил Эмму ради собственных грязных целей…
Фрида и Адольф отдали паспорта пограничнику. Иосиф не отводил глаз от веселого лица сестры:
– Она знает, что мы здесь, – напомнил себе майор Кардозо, – тетя Марта по телефону обещала ей семейные проводы… – пограничник что-то сказал, сестра подняла голову. Иосиф встретился с ней взглядом:
– Она меня видит, – облегченно понял майор, – то есть она понимает, что я рядом. Я всегда останусь рядом, я ответственен за нее, как за Моше со Шмуэлем, как за Маргариту и Еву… – он не удержался от улыбки:
– И служил Иаков за Рахиль семь лет, но они показались ему, как несколько дней… – со времени их с Евой встречи в Касабланке семи лет еще не прошло, однако Иосиф не сомневался, что ему придется служить дольше:
– Да и черт с ним, – сказал себе майор Кардозо, – ради Евы я готов ждать всю жизнь. Я отстрою наш родовой дом, мы пойдем к хупе у Стены Плача и поселимся в сердце Иерусалима. Наши дети вырастут в Израиле, с детьми Фриды и Моше…
Замигала зеленая лампочка, барьер отъехал в сторону:
– Остается только надеяться на лучшее, – пробормотал герцог, – что относится и к Джонатану… – Марта кивнула:
– Не волнуйся, хотя, – женщина помолчала, – и я сама волнуюсь. Но я уверена, что они справятся и зло будет наказано… – старший Джон понизил голос:
– Говоря о зле, мы обсуждали нашу миссию в СССР. Парни, – он кивнул на Иосифа, – туда отправятся, надо им помочь. На север они не полетят, но мы с Волком задумались о месте у семи камней… – Марте стало неуютно, она уловила вдалеке холодный смешок, – как ты считаешь, что за аномалию мы встретили… – Марта вспомнила голос раввина:
– Запрещено о таком говорить, – она задумалась, – вообще о женщинах или только о ней, Хане Горовиц? И почему запрещено… – она повернулась к герцогу:
– Не знаю, Джон, – честно ответила Марта, – но обещаю, что узнаю… – Марта опять взглянула на барьер, но Фрида с Адольфом исчезли из вида.
Джона разбудил крик муэдзина с высоких минаретов мечети Омейядов. На крашеных в облезлый синий цвет деревянных галереях пансиона сохло белье. По черепичным крышам расхаживали голуби. Он слышал легкое курлыканье с каменного двора, журчание воды в фонтане, скрип половиц в соседнем номере.
Как и было положено правоверной мусульманке, Халида Ахдиб молилась пять раз в день. К предрассветному намазу фаджр, по мнению исламских богословов, самому важному, девушка ходила в мечеть.
За стеной зашуршала одежда. Поверх джинсов и рубашки Халида накидывала просторное платье, купленное на местном шуке:
– В Афины она прилетела с непокрытой головой, – вспомнил Джон, – но, едва мы приземлились в Дамаске, она надела платок… – здешние девицы провожали Халиду недоуменными взглядами:
– Я одеваюсь, словно старуха, – объяснила землячка, как весело звал ее Джон, – молодежь здесь ничего не соблюдает… – молодежь в Сирии, вернее ее женская часть, щеголяла голыми коленками и распущенными волосами.
Несмотря на проигранную войну и приспущенные национальные флаги, Дамаск не бросил веселиться. Каждый вечер улицы Старого Города запруживали машины. В итальянских кабриолетах и длинных фордах сидели парни, укладывавшие волосы в манере Элвиса Пресли.
Из каждой забегаловки гремели битлы и «Роллинг Стоунз». Ребята в тесных джинсах курили американские сигареты, ухитряясь тянуть кофе и колошматить фишками по доскам от шеш-беша. Перетасованные карты разлетались по столику. Парни провожали Халиду откровенно оценивающими взглядами:
– Если бы она носила мешок от картошки, было бы еще более волнующе… – сандалии девушки простучали мимо двери, – оставь, граф Хантингтон, она все ясно сказала в Афинах…
Джонатану, как старался думать о себе Джон, вручили паспорт Хайди, вернее, Халиды Ахдиб, в Лондоне.
По его мнению, фотография не отдавала должного девушке. Он почти узнал ее в афинском ресторане, но еще не был уверен, что в заведение зашла именно та, кого он ждал.
Черные локоны метнулись по стройным плечам в вышитой тунике. Девушка наклонилась над его столиком. Потрепанные джинсы собрали афинскую пыль. Легкие сандалии открывали пальцы, накрашенные лаком цвета граната:
Читать дальше