Константин Петришин - Битва за ясли господни

– Конечно, не останется! – живо согласился граф Титов. – И в первую очередь со стороны Парижа и Лондона. И если англичане пока ведут себя сдержанно, французы только и ищут повод для ссоры с нами…

– Этот повод у них уже есть… – задумчиво произнес граф Нессельроде.

– Карл Васильевич, видит бог, но они сами идут на обострение, – словно возражая Нессельроде, заметил граф Титов. – Насколько мне известно, архиепископ парижский Сибур открыто проповедует за священную войну с Россией, призывая сокрушить ересь! Надо полагать, он имеет в виду греко-русскую православную церковь!..

Нессельроде грустно качнул головой.

– Нелегко придется нашему князю Меньшикову, – сказал он. Подумал и добавил: – Как бы и нам с вами головы не сносить…

Последние слова канцлера, казалось, не произвели на графа Титова никакого впечатления.

– На все божья воля, – ответил он. – Человек ходит, а бог водит…

– Это верно, – согласился Нессельроде. – Однако на господа-бога надейся, а сам не плошай… Ну что ж… Я полагаю, мы все обсудили?

– Будто бы все, Карл Васильевич…

– Тогда за дело, дорогой граф. Времени у нас действительно мало.

Проводив графа Титова в приемную и, попрощавшись там с ним, Нессельроде прошел в гостиную, где его ожидала супруга.

– Поговорили? – спросила она и, отложив в сторону кружева, которыми занималась с величайшим удовольствием, продолжила: – Хочешь дам тебе один совет?

Нессельроде чуть заметно усмехнулся. Он всегда считал государственное занятие не женским делом.

– Сударыня, вы желаете участвовать в государственных делах? – спросил он, не в силах скрыть иронии в голосе.

– Нет, сударь, – в тон ему ответила графиня. – В наших делах. Так вот мой совет: не теряя времени, прикажи проследить за перепискою иностранного ведомства и самого графа Титова, и ты узнаешь больше, чем будет докладывать граф Титов государю. Это тебе может очень пригодиться в нужную минуту. Что касается князя Меньшикова, то третьему отделению его величества канцелярии тоже не помешает проследить и за его перепиской.

Граф Нессельроде, не ожидавший от супруги такого разговора, даже почувствовал легкую растерянность, но тут же справившись с собой, спросил:

– Ты это, матушка, сама придумала или кто-то посоветовал?

Графиня обиженно поджала тонкие сухие губы.

– А ты как думаешь?

Нессельроде слегка пожал плечами. Он решил сгладить обиду, невольно нанесенную супруге.

– Я полагаю, ты права. Спасибо, дорогая, за совет, – поблагодарил супругу Нессельроде и поцеловал ей руку, надеясь, что этим искупит свою вину.

Графиня же расценила слова супруга по-своему. Хорошо зная недостаток Карла Васильевича легко поддаваться порывам паники и откровения, она решила продолжить начатый разговор.

– Если я права, дорогой сударь, тогда позволь дать тебе еще один совет. Барон Корор как-то сказал мне, что господа из третьего отделения глупы и никогда ничему не учились. Я не знаю, так ли это или нет. Однако они находятся под покровительством государя. Поэтому, дорогой, будь осторожен с ними…

На высоком с залысинами лбу Нессельроде отразилось удивление. Супруга еще раз заставила его испытать легкое чувство растерянности.

– Я знаю этих рьяных опекунов русского общества, – успокоил супругу Карл Васильевич. – Извини, но мне пора и за дела браться, – добавил он и удалился.

…Ночь для графа Нессельроде прошла в смутной душевной тревоге. Сначала он лег в постель, потом встал и прошел к креслу стоящему в углу его спальни. Свечей не зажигал. Его мысли, расстроенные каким-то невнятным предчувствием, не давали успокоиться и заснуть. Он вдруг вспомнил годы царствования Александра I, который мог без труда овладеть Константинополем, пользуясь внутренними раздорами в султанате, открыть России пути выхода из Черного моря и защитить греко-русскую православную церковь. Однако этого не произошло.

Нессельроде прошел к окну и слегка отодвинул тяжелую бархатную штору. На улице в свете луны тускло серебрился лохматый снег, заваливший все кругом. Чуть слышно монотонно гудел напористый ветер, да где-то под крышей позванивали невидимые ледяные сосульки.

«…Александр I слыл романтиком, – подумал Нессельроде, – и ему чужды были идеи, которые лежат в основе любой войны. Что же теперь предпримет более жесткий и решительный Николай I, чтобы защитить православную веру? Объявит войну? Но это немыслимо!.. Россия не готова к такой войне…»