По всей видимости, душевное состояние государя так явно отразилось на его лице, что князь Долгоруков с тревогой спросил:
– Ваше величество, что с вами?.. Может пригласить доктора?
Николай I, словно очнувшись, рассеянно посмотрел на князя Долгорукова.
– Голова разболелась так, словно горячим свинцом залили.
…К концу дня в покои государя вошла императрица Александра Федоровна. Николай Павлович лежал в постели на высоко поднятых подушках. Так ему было легче. Перехватив тревожный взгляд супруга, Александра Федоровна успокаивающе улыбнулась.
– Ничего страшного, дорогой, – сказала она, – оба доктора и Соколов, и Арендт говорят, что это у тебя от переутомления и, возможно, последствия падения с коляски… День, другой полежишь, и все пройдет…
– Дай бог, – вяло отозвался Николай Павлович. – Ибо отлеживаться сейчас некогда. – Он взял императрицу за мягкую и теплую руку, придержал в своих ладонях и вдруг произнес: – Ты прости меня…
– За что? – полушепотом спросила Александра Федоровна.
– За все…
И на глазах Николая Павловича блеснули искренние скупые слезы.
– Бог с тобой! – переполошилась Александра Федоровна.– Ты что удумал?.. Нет, дорогой! – решительно заявила она. – Постель тебе явно во вред идёт. Давай-ка вместе поужинаем…
– Не могу, – попытался отказаться Николай Павлович, стыдясь проявления своей слабости.
– Я прикажу подать ужин сюда, – сказала Александра Федоровна и, не дожидаясь согласия государя, прошла, приоткрыла дверь и распорядилась подать им ужин в покои. Потом вернулась и добавила. – И ночевать, сударь, сегодня будете со мной в одной постели.
…Приступ такой боли, который перенес Николай Павлович, был первый. До этого у него временами болела голова, и он не раз жаловался на отечность в ногах, однако такого с ним еще не случалось.
Только по истечению недели доктор Арендт разрешил ему заниматься делами.
К этому времени Николай Павлович много передумал и всё больше склонялся к мысли, что занятия Дунайских княжеств 4-м корпусом будет вполне достаточно, чтобы наказать турок за их вероломство и заставить пойти на уступки.
Неприятно беспокоила только одна мысль – как отреагируют на это европейские державы?
…28 мая Николай I получил письмо из Варшавы от фельдмаршала князя Паскевича, в котором тот сообщал, что европейские страны все более сочувствуют Турции и это должно заставить отказаться от решительных мер против Оттоманской Порты, а ограничиться только занятием Дунайских княжеств.
«…Заняв княжества, – писал фельдмаршал, – мы не начинаем войны, а между тем можем выиграть время, что для нас полезнее в двух отношениях: во-первых, ныне державы Европы, если не все, то, по крайней мере, многие против нас, а другие не за нас. Невероятно, однако же, чтобы хотя к будущему году не встретилось каких-либо поводов к несогласию между европейскими державами, что должно обратиться в нашу пользу, во-вторых, за это время мы можем как следует приготовиться к войне и избегнуть тех непредвиденных препятствий, которые, как показывает история всех наших войн с Турцией, всегда замедляли наши успехи, или были причиною огромных потерь, то большей частью были обязаны оплошностям самих турок…»
Николай I в душе был согласен с мнением фельдмаршала Паскевича. На днях военный министр князь Долгоруков доложил ему, что он располагает сведениями о заключении 27 февраля текущего года Англией и Францией секретного договора о совместных действиях против России. А Людвиг Наполеон отдал приказ ещё одной французской эскадре стать у входа в Дарданеллы и совместно с объединенной англо-французской эскадрой быть готовым взять под охрану оба турецких пролива.
Далее в письме князь Паскевич советовал государю по занятию княжеств не переходить Дунай, чтобы избежать военных действий.
«…Но, если турки перейдут на левую сторону Дуная, – уточнял князь Паскевич, – то без сомнения их следует отбросить на правый берег, но и тогда еще подумать – идти ли вперед или остановиться: но едва ли будем готовы к переходу за Балканы…»
Николай I несколько дней ходил под впечатлением этого письма. Рушился его замысел немедленно наказать турок за их двуличие и защитить греко-русскую православную общину от притеснений со стороны латинской церкви при явной поддержке султана и его правительства. С другой – он опасался чрезмерных жертв, которые потребуется положить на алтарь победы во имя цели, которая будет не одобрена при его жизни и забыта после его смерти.
Читать дальше