Другое дело – казахи, приехавшие из аулов. Это совсем не наши Маньки и Ваньки, приехавшие из сел и деревень. Я заскочила как-то в одну комнату за солью и увидели, как, сидя на кровати и поджав ножки, две казашки-первокурсницы шарили друг у друга в волосах кухонным ножом. Вшей давили. Дело в том, что приезжающие учиться из аулов казахи проходили обязательный медосмотр на наличие педикулеза, попросту – вшей. Их уничтожали специальным мылом, но, чтобы избавиться от мерзких насекомых, надо было мыться чаще, чем принято в аулах, и вшей студенты из аулов привычно уничтожали ножом. Казашки были одеты в простенькие ситцевые платьица, из-под которых виднелись длинные ситцевые цветастые панталоны. Аульские девчонки были похожи на маленьких пугливых козочек.
Приезжающие парни-казахи были немногословны, вели себя степенно и с достоинством, одеты простовато и скромно. Но! – проходило совсем немного времени и казахи преображались до неузнаваемости. Парни облачались в черные элегантные дорогие костюмы и белые рубашки с черными галстуками, словно английские битлы. Девчонки уже не напоминали пугливых козочек, а скорее ласковых, знающих себе цену ланей. Они скоропостижно осваивали запредельно короткие облегающие бедра юбки, туфли на высоких каблуках, сооружали из волос залакированные с начесом бабетты и сэссун. Красили узенькие глазки-щелочки черной тушью, загибая толстой чертой кверху, чтобы как у Одри Хепберн. Закинув ногу на ногу и кокетливо приоткрыв бедро, заправски курили сигареты, картинно дымя. Их родители из аулов пасли в горах овец и коней, получали денег гораздо больше, чем было принято, и их детки жили безбедно. У казахов денег всегда хватало ходить в рестораны, и водить в ресторан «негров» вроде меня, которая проектировала строителям фасады для дипломных проектов и решала задачки по сопромату.
Мне мама-портниха присылала двадцать пять рублей, а также одежду и обувь по последней моде, шила потрясающие платья из дефицитного яркого зарубежного шелка, посылала умопомрачительные кофточки и костюмы из Болгарии и Прибалтики, чешские и французские туфли, появившиеся в год пятидесятилетия Великой революции. Мои рыжие пылающие волосы – модная стрижка или конский хвост, а также голубые раскосые глаза и монгольские скулы производили впечатление. У меня не было недостатка в поклонниках, которых я часто меняла, не привязываясь надолго. Наш приятель-кореец Виталик Когай иногда называл меня Софи Лорен и светской львицей.
Женя Прохоров, мастер раздавать прозвища, прозвал меня со Стрельчихой стюардессами. Может, таинственный смысл этого прозвища имел перевод слова стерводесса?! – кто его знает, что имеет в виду сложный мужской индивид. Женя Прохоров был преподавателем английского языка и жил в нашем общежитии. Он был инвалид, с детства ходил на костылях. Но ему не было равных среди молодых людей по уровню интеллекта, остроумия и образованности и в этом было его неоспоримое преимущество, что возвышало его над всеми особями мужского пола. Всегда веселый и насмешливо-ироничный, он знал три европейских языка, изучал китайский, мог переводить любую техническую литературу. Его все любили и уважали. Научные работники всех степеней и специальностей, посещающие заграницу, часто заказывали ему переводы своих трудов. Зная его любовь к музыке, они привозили ему из-за рубежа дефицитные пластинки и даже притащили невиданный в то время проигрыватель со стереосистемой. Благодаря Жене я узнала всех зарубежных мастеров джаза и потрясающих певцов, которых нигде невозможно было услышать: Элвис Пресли, Армстронг, Кросби, Синатра, Рэй Чарльз, Чаби Чаккер, Боб Дилан, Элла Фицжеральд, негритянские спиричуэлс, блюзы и многое другое, что я безумно полюбила.
Те, кто приходил к Жене на вечеринки, были интереснейшими людьми. Я частенько пропадала у него вечерами, где под стереофонические томительно-нежные блюзы с умопомрачительными синкопами, рок-н-ролы и джазовые композиции, мы пили портвейн и вели бесконечный треп до полуночи обо всем – стихи, книги, кино, политика, искусство. Пели под гитару песни Булата и Володи Высоцкого, блатняк сталинских лагерей знали наизусть.
Женю я считала своим самым большим другом. Он был заметно влюблен в меня и, понимая, что шансов у него нет, смиренно довольствовался ролью друга. С ним у меня не было секретов, я ему абсолютно доверяла. И была счастлива в обществе его друзей, которые были неизмеримо интереснее студентов, как короли над плебеями.
Читать дальше