Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том пятый

– Британцы спрятали ее брата, – он поправил раскаленный добела прожектор, – Моцарт ничего о нем не говорил, а мы не хотели на него наседать…, – несмотря на почти сутки работы, Майер тоже пока не сказал ничего интересного:

– Ничего, что бы стоило записать в блокнот, – Наум Исаакович предусмотрительно держал книжку подальше от брызг крови, – я надеялся, что у меня появится информация о девочках или о проклятом мистере Питере Кроу…, – на заднем форзаце блокнота пока значилось только имя Странницы. Эйтингон не собирался забывать о предательнице:

– Мы найдем ее и покараем, как нацисты покарали Гертруду Моллер, – он налил себе полезной карлсбадской воды, – Саша этим займется, Странница не уйдет от возмездия…, – прощать провал резидентов в США, разумеется, было нельзя:

– И о ней Майер тоже может что-то знать, – Наум Исаакович мягко ступал по каменным плитам камеры, – но ведь он молчит…, – режиссер оказался крепким парнем. Главная тюрьма чешской столицы, Панкрац, была хорошо оборудована, но доступа к фармакологии у Наума Исааковича не имелось:

– И нет времени заказывать что-то из Москвы, – он сверился с часами, – через тридцать минут наши танки войдут в город…, – пока с Майером не делали ничего того, что нельзя было бы объяснить нападением случайных хулиганов или наездом машины:

– Я даже прожектор включил только сейчас, – Наум Исаакович наклонился к окровавленному, надорванному уху парня:

– Я знаю, что вы меня слышите, Майер, – прошелестел он по-английски, – прекратите упрямиться. Ответьте на мои вопросы, и мы не станем препятствовать вашему выезду из страны. Ваша жена ожидает ребенка, – о беременности актрисы ему рассказал Моцарт, – неужели вам не хочется увидеть ваших малышей, взять их на руки…, – услышав запись трансляции подпольного радио, Эйтингон едва не отдал приказ об аресте проклятой девчонки Майер:

– Она тоже дочь нашего агента, как Моцарт, – Наум Исаакович сдержал ругательство, – но сейчас важно даже не это, а то, что Майер при ней разговорился бы…, – Эйтингон велел себе подождать. Девица и так должна была оказаться у них в руках. Одному из танковых батальонов велели двигаться к театру «На Балюстраде»:

– Но Моцарт там не появится, – успокоил себя Эйтингон, – он не станет болтаться в городе после ареста Майера…, – Наум Исаакович надеялся, что музыкант сейчас где-то на пути к австрийской границе:

– Если он вообще ее давно не пересек с моим письмом в кармане, – он приказал не беспокоить себя во время работы, – посмотрим, как запоет мальчишка, когда здесь окажется его жена. Ребятам в специальном подразделении все равно, беременна она или нет…

Через двадцать минут парни выдвигались в сторону правительственной резиденции, где находился Дубчек. Арестованного главу Чехии, вкупе с его подпевалами, как говорил Эйтингон, срочно перевозили в Москву:

– Куда мы можем отправить и Майера, – Наум Исаакович щелкнул зажигалкой, – он сгниет в психушке или в бараке за Полярным кругом…, – Эйтингон распахнул перед парнем портсигар. Заплывшие синяками глаза взглянули на него, Майер даже не двинул руками в наручниках:

– Мистер Майер, – проникновенно сказал Наум Исаакович, – ваш покойный отец был коммунистом, он сидел в Дахау. Вы сняли замечательный фильм, тоже о коммунисте, Че Геваре…, – он кружил рядом с привинченным к полу табуретом, – я, коммунист, прошу вас всего лишь поделиться кое-какими сведениями. Например, встречали ли вы в лагере Че других коммунистов, уроженцев западных стран…

Наум Исаакович подозревал, что Павел приехал в Южную Америку вовсе не с советским паспортом:

– Это простой вопрос, – он опять остановился, – назовите имена этих людей, расскажите, о чем вы с ними разговаривали и вас отпустят восвояси…, – парень зашевелил разбитыми губами. Комок кровавой слюны шлепнулся прямо на пропотевшую рубашку Эйтингона:

– Жаль, что я не попал в лицо, – услышал Наум Исаакович, – ты никакой не коммунист, проклятая тварь, ты такой же нацист, как и пытавшие меня беглые эсэсовцы…, – Майер измучено закрыл глаза. Вытерев рубашку носовым платком, он поднял телефонную трубку:

– Вас отведут в камеру, – ему надо было ехать к Дубчеку, – мы не прощаемся, господин Майер…, – Эйтингон коротко приказал по-русски:

– Присылайте сюда охрану, наш гость нуждается в отдыхе.

Несколько крепких парней, появившихся в театре «На Балюстраде» за пару часов до концерта, на руках перенесли рояль на улицу: