– Он больше напоминает художника, – парень носил бородку в стиле битников, – я никогда не видел полицейских в кедах и майке с Микки-Маусом…, – в длинном коридоре Пьер предупредил его:
– Курить у меня нельзя, по крайней мере, сейчас, – он весело улыбнулся, – пока художественный музей в Лионе не получит своего Ватто…, – картина стояла на мольберте в углу захламленного кабинета. Инспектор приподнял холст:
– Отличный образец творчества зрелого мастера, – сказал парень, – взгляните, как искусно выписаны складки на платье покупательницы. Это этюд к «Вывеске лавки Жерсена». Полотно хранится во дворце Шарлоттенбург, в Берлине…, – он прикрыл голубые глаза:
– Ватто пришел ко мне и спросил, соглашусь ли я поселить его у себя и позволить ему, как он выразился, размять руки и написать вывеску, чтобы я мог повесить ее над входом в лавку. Мне не хотелось принимать это предложение, я предпочитал занять его чем-нибудь более основательным, но, заметив, что работа доставит ему удовольствие, я согласился…, – Пьер добавил:
– Жерсен упоминает, что Ватто считал картину единственной, льстящей его самолюбию…, – инспектор спохватился:
– Извините, я вас заговорил. Кража в Лионе случилась прошлым месяцем, но я ждал, что Ватто всплывет у серых дилеров, что и произошло…, – он склонился над спиртовкой, – у меня есть свои информанты в таких местах…, – Механик закрыл рот:
– Вы похожи на отца, – наконец, сказал Марсель, – Маляр был замечательный оратор, я его слышал несколько раз…, – юноша разлил кофе по антикварным чашкам:
– Фарфор не вещественное доказательство, – заметил он, – посуда с барахолки. Это Севрская мануфактура, вещи времен моего предка, месье Робеспьера…, – Пьер вздохнул:
– Папа и писал очень хорошо, а у меня нет времени на статьи. Мой отдел, состоящий только из меня, сбивается с ног…, – он подсунул механику корзинку с круассанами, – в Сюртэ я единственный, кто разбирается в искусстве. Все такие преступления, то есть их расследование – моя ответственность. Поэтому в общем списке меня не найти, я прохожу, как особая часть уголовного розыска, отдельной строкой…, – он указал в сторону открытого на Сену окна:
– Музей Клюни любезно предоставил мне кабинет, то есть каморку. Мне нельзя терять навыков реставрации, – он размял пальцы, – я занимаюсь консервацией одной из шпалер «Дамы с единорогом» …, – Марсель заметил на его руках следы от иголки:
– Но я не об этом, – Пьер взял с заваленного бумагами стола серую папку, – я подумал, что если вы в отпуске, то вы сможете нам помочь. Тетя Марта, то есть мадам М, со мной согласилась…
Механик изучал шуршащие факсы. Черно-белый снимок коротко остриженной девушки аккуратно уложили в конверт:
– Насчет нее немцы все засекретили, – недовольно сказал Пьер, – в материалах Интерпола вы этого не найдете, как не отыщете никаких сведений о месье Штрайбле. О нем мне рассказала только тетя Марта…, – в папку сунули вырезку с газетным фото, – речь идет о девяти убитых, месье Марсель…, – парень помолчал:
– Кроме искусства, я занимаюсь и леваками, – он погладил бородку, – меня знают в Сорбонне и Латинском Квартале. Я не смогу работать под видом студента, – юноша пощелкал пальцами, – и на Монмартре я тоже известен…, – он забрал у Марселя папку:
– Операция согласована с моим начальством…, – Пьер покачал пальцем у себя над головой, – вишистский прихвостень Папен подал в отставку. У нас теперь достойный шеф, месье Гримо…
Механик слышал, что именно благодаря Гримо Париж миновал кровопролитие во время весенних протестов в Сорбонне:
– Вы тоже были среди студентов, – поинтересовался он у Пьера, – но с какой стороны…, – парень ухмыльнулся:
– Я проявлял так понравившиеся вам ораторские способности, уговаривая ребят не идти на радикальные акции. Я знаю лидеров студенческого движения, – добавил Пьер, – среди них есть достойные люди. Но это, – он похлопал по папке, – обыкновенная нацистская шваль. Они расстреляли в упор стариков, не моргнув глазом. С вашими шефами мы связались, – заметил инспектор, – они не возражают, если официально вы в отпуске…, – Механик почесал нос:
– Предположим, я соглашусь, – он не ожидал, что задание продлится долго, – но из меня вряд ли получится студент…, – Пьер вскинул бровь:
– Не получится. Но из вас выйдет отличный клошар, месье Механик.
В свободные от дежурств вечера Пьер обедал дома. Мать смирилась с его работой в полиции, больше не называя юношу ажаном, однако не уставала намекать, что Пьер может приняться за докторат. За речной форелью со шпинатом он помахал серебряной вилкой:
Читать дальше