Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том пятый

– Теперь молодой Ворон сидит за штурвалом, а Сара скоро выйдет замуж за Аарона…, – юноша покрутил головой, – кто мог подумать, что все так случится. И кто мог знать, что Густи…, – он оборвал себя. Отец вздохнул:

– Ее парнишку мы вырастим. Дети за отцов не отвечают, – они зашли в гулкую арку, – и мы от него ничего не скроем…, – они пока не затевали ремонта в одной из бывших детских на Ганновер-сквер:

– Пусть мальчик окажется здесь, – сказала Марта, – пусть получит имя. Густи его не крестила, хотя тюрьму навещает католический капеллан…, – Волк согласился:

– Тогда окрестим мы. Дядя Джованни не откажется опять побыть крестным отцом, пусть ему и скоро восемьдесят лет. Других католиков у нас нет. Густи, наверное, хочет, чтобы мальчик вырос в ее вере…, – об именах они пока не говорили. Густи упорно называла ребенка Беби:

– Ладно, – заметила Марта, – святцы никто не отменял. Посмотрим, на какой день придется крещение и выберем хорошее имя для малыша.

Утром Волк и Максим отстояли службу в Воскресенском соборе в Вильмерсдорфе:

– Церковь Московского патриархата, – недовольно сказал Волк, – большевистская. Но мы не станем мозолить глаза агентам Штази и Комитета, буде такие найдутся среди прихожан…, – обосновавшись в дальнем углу, они покинули храм до окончания службы:

– За день до начала июльского путча тетя Эмма венчалась здесь с Воронцовым-Вельяминовым, – вспомнил Максим.

По булыжному двору Бендлерблока хлестал дождь:

– В Стокгольме сходи в церковь, – велел Волк сыну, – там приход западного патриархата, Преображенский храм, Андреас тебе все покажет…, – он помолчал:

– Ему ты тоже помоги. Он с сестрой родителей похоронит. Грета и Кампе…, – Волк перекрестился, – они были редкие люди, сейчас таких и нет давно. Да упокоит Господь души праведников и даст им присутствие под сенью крыл Его…, – капли стекали по серому граниту мемориальных досок:

– Дядю Генриха расстреляли не здесь, как остальных, – вспомнил Максим, – его убил Максимилиан, его брат…, – он тихо отозвался:

– Аминь. Папа…, – юноша помялся, – я не знаю, как…, – Волк поцеловал теплый висок мальчика. Они были почти одного роста:

– В его года я похоронил бабушку, – подумал Волк, – хватит о смерти. Я увижу Марию и нашего внука. Мы с Мартой дождемся правнуков, как Анна Александровна и Федор Петрович…, – он погладил сына по влажным волосам:

– Никак не надо, милый. Твоя мама рассказывала, что когда ты родился, то тебе тетя Ева покойница первым делом показала Джомолунгму…, – Максим задумался:

– Надо жить так, словно горы всегда передо мной…, – Волк обнял сына:

– Так, как жили сражавшиеся против зла, – он обвел рукой двор, – зло можно победить только любовью, милый мой…, – Максим прижался головой к плечу отца:

– Все будет хорошо, папа, я обещаю. Спасибо, что ты приехал…, – Волк подтолкнул его:

– В Стокгольме мы тоже появимся. Мать твоя раньше прибудет, чтобы тебя подготовить. Видимо, пришла пора нам отправляться на пенсию…, – Максим забрал у него зонт:

– Этого папа, ты знать не можешь…, – взявшись за руки, они пошли к машине.

Гулкая лестница буржуазного дома затряслась под топотом детских ног. Нина Ламбер мчалась наверх, таща за собой младшую сестру. Виктория размахивала плетеной марокканской корзинкой. Из-под крышки слышалось жалобное мяуканье:

– Девочки, – раздался снизу голос Таты, – не бегите, ключи все равно у папы…, – Нина отозвалась:

– Ты говорила, что котик должен быть первым…, – девчонки уткнулись носом в высокую дверь:

– Ты здесь жила, – зачарованно спросила Виктория, – ты помнишь квартиру…, – Нина помотала черноволосой головой:

– Не-а, то есть почти нет. Я жила у тети под Орлеаном, куда мы скоро поедем…, – Виктория открыла крышку. Соскочив на площадку, обнюхав порог, полосатый кот потерся о косяки:

– Дома он тоже так делал, – Виктория погладила мягкую шерстку, – теперь ты будешь жить в Париже, а не в Марокко…, – кот одобрительно мяукнул. С лестницы раздался требовательный голосок:

– Дай, папа, дай…, – забренчали ключи. Нина хихикнула:

– Валентина попрошайка. Ты тоже такая была…, – она потискала младшую сестру, – но потом выросла…, – Виктория похлопала ресницами:

– Мама сказала, что я пойду в школу, – девочка погрустнела, – но в другую, не с тобой…, – Нина утешила малышку:

– Рядом, через двор. Мы будем играть на перемене. Тебе понравится в школе, только осликов в Париже нет…, – они услышали добродушный голос отца: