Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том пятый

– Приеду в Швецию тебя проводить и лично проверю, как ты прыгаешь. У меня прыжков не меньше…, -в Швеции собирался появиться и Волк:

– Но я не мог тебя не встретить, – подмигнул он сыну, – мы слишком долго не виделись, милый…, – Марта провела с сыном несколько часов, расспрашивая его о планах Красного Принца:

– Осенняя акция, когда сионисты получат хороший урок, – вздохнула женщина, – у Моссада тоже есть вся информация. Они пристально следят за еврейскими организациями в Лондоне, как и, собственно, за посольством. Хотя теракт может случиться и в другом месте …, – сын ничего не знал об Орле, как не встречал он в лагере боевиков Лауры или Полины:

– И Августин их не видел в Адлерхофе, – Марта придвинулась ближе к мужу, – неужели Полина действительно нарвалась на Максимилиана и…, – дальше Марта не хотела думать.

Волк поглаживал ее наскоро собранные в пучок, поседевшие волосы:

– На гитаре парень играет не хуже меня в свое время, – смешливо сказал Волк, – может быть, он встретит кого-то в метро, по семейной традиции…, – он добавил:

– Ты сейчас скажешь, что это ерунда…, – Марта положила голову на его плечо: «Что?». Волк помялся:

– Орла на фотографии напомнила мне Циону…, – Марта молчала, – на Балатоне, когда все случилось. У нее такие же глаза, – он поискал слово, – пустые, словно мертвые…, – Марта потерлась щекой о его щеку:

– Может быть, мы все себе придумываем, милый. Мы привыкли не доверять людям и зачастую видим зло, там, где его нет…, – она вспомнила презрительный голос сына:

– Щеголя я знаю, – он помахал «Франкфуртер Альгемайне», – парень приятель Красного Волка, то есть Ферелли. Он появлялся в Сирии, но мы не звали его по фамилии…, – в газете напечатали репортаж со съезда партии христианских социалистов в Мюнхене:

– Краузе тоже здесь, – Максим изучал снимок, – он протеже этого Штрайбля, – юноша ткнул пальцем в лист, – Герберт рассказывал, что они знакомы…, – Максим громко прочел:

– Студент Университета Людвига-Максимилиана, будущий юрист Герберт Штрайбль-младший рядом с отцом и депутатом Бундестага герром Краузе…, – сын хмыкнул:

– Не хватает только проклятого позера Адольфа. Он, кстати, давно не появлялся на Ближнем Востоке…, – газета валялась под ногами Марты. Она наклонилась:

– Матильды здесь нет…, – она не стала рассказывать сыну о прошлом Матильды Штрайбль, – наверняка, Герберт ничего не знает об истинной причине заключения его матери…, – женщина замерла. Волк забеспокоился:

– Что такое, милая…, – Марта поднялась:

– Банк, лишившийся трех миллионов долларов, пользовался услугами адвокатской конторы Штрайбля…, – Волк отложил гитару:

– Только не звони в Гамбург, это…, – Марта остановилась на пороге:

– Бесполезно, – невесело согласилась она, – нет, я позвоню в Париж.

Советские газеты Генрих принес из университетской библиотеки:

– Ты почти незнаком с изданиями, – сказал он Максиму, – а я перед отъездом в СССР долго сидел в ГДР и хорошо подготовился…, – старший брат брезгливо скривился, – мама с тобой поработает, но начнем мы сейчас…

Под монотонный шум дождя Максим читал бесконечные передовицы о развитии народного хозяйства в СССР и помощи странам, вставшим на путь социализма. Генрих похвалил его русский язык:

– Акцента у тебя раньше не было и сейчас не появилось, – заметил старший брат, – русская кровь дает о себе знать…, – Максим хмыкнул:

– Объяснение не имеет ничего общего с наукой, но мне нравится думать, что ты прав…

В Западном Берлине не глушили восточные радиостанции. В ГДР спокойно ловили передачи из Москвы. На плите подрагивала крышка старого чайника, из приемника доносился низкий голос певца:

Максим скучливо сказал:

– Песня из фильма «Неуловимые мстители», лидера советского кинопроката в прошлом году…, – Генрих насыпал кофе в такой же старый кофейник:

– У меня почти все вещи с барахолки, – коротко улыбнулся старший брат, – как называется советский журнал о кино…, – Максим закатил глаза:

– «Советский экран». Но никого из нашей родни я в журналах не увижу. Они все или засекречены, или прячутся от советской власти, либо…

Заметив тоску в глазах Генриха, он вовремя замолчал. Старший брат почти не говорил о семье, а Максим избегал ненужных вопросов. Ему хотелось больше узнать о сестре и племяннике, но юноша велел себе, по выражению того же Генриха, заткнуться: