Аскольд Де Герсо - Графиня поневоле. Ссылка

Случаются такие дни в летнюю пору, когда всё вокруг словно в первозданном виде. Соловьи выводят свои трели, кукушки кукуют в сени деревьев. И всё вокруг дышит негой и умиротворённостью. Для другого же морское побережье, когда море лениво катит свои волны на берег, чтобы уже через минуту вновь принять в свои объятия. Сколько людей – столько же и мнений, и все будут правы в одном: при звучании пьесы «К Элизе», трудно оставаться равнодушным, лишённым всякого воображения.

Савва Итнатьич переглянувшись с Александром, не устоял, чтобы не заметить:

– Как она божественно играет! Мне ещё не доводилось видеть такое исполнение.

– Согласен с Вами, игра неподражаема…

– Александр, можно полюбопытствовать?

– Разумеется…

– Можно узнать, что за произведение она исполняет? – спросил зачарованный Савва Игнатьич.

– «К Элизе», пьеса-багатель гениального композитора Бетховена. А Вы разве не знали? – в свою очередь удивился Апраксин. В столице, в аристократических кругах, где основной пор делался на новинках музыкального мира, только и было разговоров, что о пьесе и, следовательно, не могло не удивить графа.

– К сожалению, в последние дни, всё свободное время занимает работа над брошюрами, что получил не так давно, возможно из-за этого и произошло упущение, – поспешил оправдаться Зиневич. Признаться, что он не такой уж и знаток музыки, как и пристрастий великосветских кругов, ему не хватило смелости. Да и не музыка его интересовала, а возможность Апраксина каким-либо образом финансировать тайное движение, что и было поручено ему.

Среди знати немало находилось меценатов, что выделяли деньги, не заботясь на что они тратятся. В ярких красках подносимые речи подкупали сражённых старческим маразмом богачей. Но Апраксин, поглощённый игрой Лизаветы, пропустил мимо своего слуха последние слова гостя, да и тот, видя отсутствие интереса к своей персоне, не стал продолжать разговор и присоединился к обществу графа.

Лизавета тем временем погружённая в игру, нисколько не заботилась окружающим. В это мгновение для неё была только музыка, чёрно-белые клавиши, что извлекали звуки при малейшем касании. Свет, отражаясь от волос, сеточки убранной мелким жемчугом и бриллиантами, создавал вокруг её головы нимб, словно у святой мадонны.

Александр испытывал чувство восхищения своей супругой и благодарил небеса за столь чудесный подарок. Но сейчас, оба господина, сохраняя полное молчание, наслаждались упоительной мелодией. Подобное отношение к музыке с полной отдачей присуще часто профессиональным музыкантам и народу, что живёт на Апеннинском полуострове, на карте походящем больше на женский сапог на высоком каблуке.

Итальянцы, едва услышат музыку, как тут же вдохновляются ритмами и совсем неважно, происходит сие на улице или в закрытом помещении. Настолько они легки на подъём в этом плане, что при завершении музыки, в недоумении способны переглядываться друг с другом: а что это было? Что за наваждение? Виной тому жаркий климат или близость моря, никто не может сказать с точностью, сходясь в единодушии в одном: музыкальный народ.

И в таком неспешном темпе шла жизнь, пока однажды на одном из светских вечеров, куда была приглашена чета Апраксиных, не произошло следующее. Хозяйка салона, не утруждая себя выбором гостей, пригласила тех, кто первым пришёл ей на ум, в таких случаях неприятностей никогда не избежать. Так и произошло и в этот вечер. Граф, отлучившись от супруги, сидел в окружении господ в курительной комнате и собирался покинуть общество, когда барон Дагмар, походя поинтересовался у барышень, оказавшихся неподалёку от Лизаветы:

– О-о-о, в нашем обществе новенькая цыпочка…, – вызвав лёгкий смех у дамочек, не отягощённых условностями. К его язвительным колкостям в обществе привыкли, и немногие обращали на то внимание. Пошутить-то пошутил, но не удосужился поинтересоваться последствиями своей шутки, возомнив себя баловнем судьбы.

– Барон Дагмар, а Вы, сами-то, давно ли стали вхожи в общество? Да и то через постель графини Збарской, иначе так бы и прозябали в мещанской среде, – осадил его Александр, уловив последние слова барона.

– Да как Вы смеете говорить такие слова, оскорбляя честь благородной дамы, как и мою честь? – вспылил раскрасневшийся Дагмар.

– Честь благородной дамы? Или всё же вашу честь? – позвольте полюбопытствовать поддел его Апраксин. И не давая Дагмару опомниться, продолжил допытываться: – Разве вам знакомо само понятие честь?