Розмэри Сатклифф - Меч на закате

Так что мне захотелось, тихо, тоскливо захотелось еще раз прижать пальцем розовую родинку на груди Гуэнхумары, но я не мог вспомнить, была ли она на правой груди или на левой…

Постепенно прошлое и будущее начали смешиваться между собой, и по мере того как пламя свечи, расплываясь, расползалось среди теней, завтрашний бой и последняя охота Амброзия сливались в одно, и звуки ночного лагеря, которые сначала были резкими и настойчивыми, тоже понемногу расплылись, пока не стали всего лишь шорохом прибоя за песчаными дюнами, обращенными к Мону…

Я услышал снаружи голос, окрик дозорного и резкое восклицание по другую сторону ближайшего сторожевого костра и стряхнул с себя наплывающий мелкими темными волнами сон, думая, что, возможно, пришел еще один разведчик. Потом кто-то отвел от двери хижины свободно висящую складку навеса, и я, повернувшись на локте, увидел, что там, на границе между светом сторожевого костра и восковой свечи, стоит человек. Жилистый старик в поблескивающей кольчуге. В гордой гриве его седых, как сталь, волос, перехваченной над впалыми висками полоской пунцовой кожи, виднелась одна прядь, которая была такой же белой, как ухмыляющаяся маска барсука. И он стоял, странно глядя на меня из-под одной ровной и одной непокорно взлетевшей брови.

— Бедуир, — пробормотал я. — Бедуир?

Я медленно сел, подтянул под себя ноги, а потом медленно поднялся, и мы долго стояли, глядя друг другу в лицо.

— Так это ты или твой дух? — спросил я наконец, потому что, стоя между двух огней, он действительно мог быть духом, вызванным ко мне моим собственным томлением, моей собственной близостью к уходу за черту.

Тогда он шевельнулся, сделав один шаг вперед, отпустил полосатую складку навеса, которая упала у него за спиной, и я увидел, что он человек из плоти и крови.

— Не дух, — ответил он. — Я ослушался твоего приказа и вернулся, Артос.

Я мог бы воззвать к нему, как Ионафан к Давиду, запретными нежными именами, которые не в ходу среди мужчин; я мог бы схватить его в объятия. Вместо этого я остался стоять на месте и только поинтересовался:

— Почему ты не присоединился ко мне, когда я ехал на юг?

— Весть об этом дошла до меня только тогда, когда ты был уже за много миль от Коэд Гуина, а самый быстрый путь оттуда — это вдоль побережья, так чтобы не попасть по дороге в лапы предателям и чтобы можно было переправиться через Сабрину в рыбачьей лодке. У тебя не будет лишнего коня? Речная каррака — неподходящий транспорт для лошадей.

— Коня я тебе, пожалуй, найду, хотя с лошадьми у нас туговато, — пообещал я. — Твоим эскадроном сейчас командует Флавиан.

Можно было подумать, что я говорю с чужаком.

— Я пришел сюда не за тем, чтобы просить свой эскадрон. Мне нужно место, чтобы сражаться среди товарищей, не более того.

Нас снова разделило мучительное молчание. Свободный конец навеса бился на легком ветру, точно птица со сломанным крылом, и пламя свечи металось и дрожало, отбрасывая странные тени на грубый плетень, из которого были сделаны стены.

— Надеюсь, у тебя нет иллюзий по поводу вероятного исхода завтрашней битвы? — спросил я (но она была уже сегодняшней).

— Не очень много, — его губы дрогнули в прежней беспечной усмешке.

— И поэтому ты вернулся.

— Я всегда очень придирчиво выбираю компанию, в которой мне предстоит умереть.

Возраст сделал его более уродливым, чем когда бы то ни было; черты его лица, которые были причудливыми у молодого мужчины, теперь окончательно преобразились в гротеск. Это было лицо, вылепленное в качестве горькой шутки каким-нибудь Богом с извращенным чувством юмора, но, о Христос, при виде него мое сердце начало повизгивать от радости.

— Возьми меня обратно на службу, Артос.

— А как же Гуэнхумара?

Его голос был твердым.

— Я оставил ее у ворот маленькой обители в Каредежионе, у края мыса. Знаешь это место? Там постоянно горит священный огонь, зажженный в честь Небесной Жены. Думаю, в этой обители она будет более счастлива, чем в Эбуракуме, — даже если бы у меня было время отвезти ее туда.

И я вспомнил обитель Святых жен на улице Суконщиков и то, как Гуэнхумара, оглянувшись на нее, вздрогнула в кольце моей левой руки, словно дикий гусь пролетел над ее могилой.

— Она ненавидела клетки. Она боялась их, — это было все, что я мог сказать.

— Она вошла в дверь в стене по своей собственной свободной воле, — тусклым голосом возразил он.

— Вы, что, не были счастливы вдвоем все эти годы?