Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том второй

– Он развел настоящую предпринимательскую деятельность, – заметил наставник, – судя по всему, он связан с подпольным бизнесом твоего старого знакомца, полковника Петренко, – Саша, разумеется, не собирался упоминать о старшей Куколке, сидящей в колонии в Усть-Илыче:

– Это к делу не относится, – сказал себе он, – сейчас речь идет о расхищении социалистической собственности, а не о диссидентах, хотя Марголин, кажется, успевает заниматься и тем и другим, – Саша помнил, что бывший аспирант болтался вокруг семьи зэка Бергера, так и проживающей в пригороде Сыктывкара:

– Но туда ездить незачем, – решил он, – Марголин не собирается возвращаться под их крыло, – после Чердыни Саша отправлялся в Усть-Илыч, вместе с бригадой коллег из экономического отдела. Он с какой-то радостью думал о неизбежном крахе полковника Петренко:

– Он пойдет под расстрел, – Саша поиграл карандашом, – а старшая Куколка, вместо его теплой постели, получит этап куда-нибудь в Воркуту. Пусть сдохнет в тундре, у мерзавки была слишком роскошная жизнь, – сам Саша после завершения операции намеревался подать рапорт о поездке на юг:

– На Аральском море к тому времени расцветет миндаль, – он зевнул, – проверю, как обстоят дела у Мыши, – он не сомневался, что девушка ведет расчеты для космической программы, – и навещу Матвея в Крыму. Все складывается, как нельзя лучше, – он вытянулся в покойном кресле, – ладно, можно и отдохнуть…

За бархатом задернутых штор свистел зимний ветер, метель бросала снежные хлопья на темное стекло окна. Закрыв глаза, Саша и сам не заметил, как задремал.

Стекла в классе покрыли морозные разводы. На белом инее виднелись свежие следы пальцев и даже носов. На перемене весь первый «А» облепил широкие подоконники. Окна в здании бывшего нижегородского коммерческого училища, а ныне средней школы номер один, были большими. Даже украдкой встав на подоконник, первоклашки не могли дотянуться до форточек.

Вчера, под руководством учительницы, они повесили на окна кормушки, сделанные на уроке труда. Мальчики и девочки насыпали внутрь принесенных из дома семечек, а Федор Журавлев торжественно вытащил из ранца завернутый в провощенную бумагу кусочек сала. Учительница похвалила его:

– Молодец, – пожилая женщина показала угощение детям, – видите, Федя запомнил, что птицам зимой нужно хорошо питаться…

На рукаве серого школьного пиджака Федора алели два шеврона. После торжественного приема первоклашек в октябрята, на годовщину великой революции, Федя стал командиром своего отряда, первого класса «А»:

– Сомнений быть не может, – уверенно сказала учительница на педсовете, – его дедушка генерал, работник, – она покачала пальцем над поседевшей головой, – вышестоящих организаций, его родители – герои-комсомольцы, трагически погибшие на великих стройках коммунизма…

Михаил Иванович Журавлев объяснил учительнице, что его дочь и зять утонули в Ангаре:

– Они возводили Братскую ГЭС, – вздохнул генерал, – Феденьке тогда едва исполнилось два года. Он не помнит мать и отца, вернее, знает их по фотографиям, – Федя действительно видел снимки родителей:

– Но только групповые, – мальчик окунул перо в чернильницу, – маму снимали отдельно, а папу нет, – на групповых фотографиях было почти ничего не разглядеть, однако Федя выпросил себе такое фото:

– И фото мамы, – они писали диктант, – мама была очень красивая, – в носу защипало, Федя поморгал длинными ресницами. Бабушка Наташа говорила, что он пошел в маму ростом и статью. Федя был выше всех мальчиков в классе, учитель физкультуры всегда ставил его в пример:

– У тебя отличная спортивная подготовка, – одобрительно говорил он, – видно, что ты с детства освоился на лыжне и вообще ловкий парень, – Федя мечтал играть в хоккейной команде.

Дед несколько раз брал его на матчи «Торпедо». Мальчик мог подобрать на пианино хоккейный гимн, как говорили по радио:

– Учительница музыки тоже меня хвалит, – слушая диктант, Федя покосился на вьющихся за окном птиц, – и вообще, я круглый отличник, – думая об оценках, он развеселился. Учиться Феде было легко. В следующем школьном году его ждал немецкий язык, однако мальчик не предвидел никаких затруднений. К нему ходила англичанка, как звал ее Федя, преподавательница из педагогического института:

– Немецкий она тоже знает, – Федя подул на чернила, – она поможет мне, если я не справлюсь, – он, правда, не привык отступать перед трудностями. Дедушка и бабушка говорили, что характером он тоже напоминает маму: