Мартина Мэдден - Ануш. Обрученные судьбой

Я не винил Хетти за то, что она злилась. И Пола, и Манон, никого из них. Мне вообще не следовало ехать в Сивас!

Мне не следовало оставлять семью.

Абдул-хан поступил очень коварно, я был слеп и не заметил его манипуляций. Я поднял глаза и посмотрел на горизонт, где море встречалось с небом. Их разграничивала тонкая серая линия. Турки говорили, что с той стороны моря, из-за горизонта, придут русские, а с ними придет война, разрушение и ужас. Но все оказалось совсем наоборот. Ужас происходил за моей спиной, а море впереди было хоть и бурным, но не страшным.

По мелководью шла Хетти в ботинках, она склонила голову, будто молилась. Ветер трепал ее волосы и хлопал шелком блузки.

Вдруг что-то коснулось ее ботинок, какой-то мешок или связка одежды, которую катали взад-вперед волны. Она наклонилась посмотреть, что же это такое, и я заметил, что таких мешков много – они лежали вдоль всего пляжа, а еще несколько застряли между камнями.

Я поднялся и пошел к жене. Мои ноги увязали в песке, будто он пытался удержать меня; я ощутил невероятный ужас.

Теперь я ясно видел один из мешков – полотняный, завязанный тесьмой. Мешок с чем-то тяжелым округлой формы, выпирающим во все стороны.

– О Господи, святой Боже, нет! – Я побежал, но Хетти уже разорвала завязки на мешке. – Хетти! Нет, не надо!

Я видел, как она наклонилась и заглянула внутрь… На мгновение мне показалось, что все замерло: ветер больше не дул, волны не катились на берег.

Голова жены беспомощно запрокинулась, она открыла рот, но не смогла исторгнуть ни звука.

Пока я вел ее домой, ей так и не удалось ничего сказать от шока, и на следующий день, вплоть до заката, она не заговорила.

Томас и я похоронили все детские тела на кладбище возле разрушенной церкви. Когда рядом с ними мы похоронили Шарлотту Эмили Стюарт, нашу самую младшую дочь, мы тоже безмолвствовали.

Господину Генри Моргентау

Послу США в Османской империи

Константинополь

Дорогой Генри,

Я пишу это письмо, всем сердцем надеясь, что ты еще не уехал из Константинополя. С того момента как я писал тебе последний раз, события захлестнули нас, и теперь нам крайне необходимо как можно скорее уехать в Америку, подальше от этой богом забытой страны. Не видеть непозволительного обращения с армянами, живущими в нашей деревне.

Хетти и я стали свидетелями такого ужаса, что я даже не могу подобрать слов, чтобы описать все это. Я считал, что кошмар, в котором мы живем, не может усугубиться, но я жестоко ошибался.

Наша обожаемая дочь Лотти стала жертвой холеры несколько дней назад. У меня сердце обливается кровью, когда я думаю о том, что похоронил ее на этой проклятой земле, но теперь все мои мысли лишь об одном – как вывезти отсюда жену и детей.

Ты предлагал в своем предыдущем письме устроить нас на судно, идущее в Афины под защитой консульства, и теперь моя единственная надежда, что организовать это все еще в твоей компетенции.

Но у меня будет к тебе еще одна просьба, последняя. Пол Троубридж был арестован местными жандармами в тот день, когда из деревни вывели всех армян. Его обвинили в убийстве мужчины из деревни, но это обвинение легко опровергнуть, так как в тот день он находился в Трапезунде, работал в больнице.

Я писал во многие инстанции, но пока не получил ни единого ответа. Он британский подданный, и нет никаких причин для его ареста. Я надеюсь, что ты или твой британский коллега поспособствуете его скорейшему освобождению.

Пожалуйста, не отвечай на это письмо, мы немедленно выезжаем в Константинополь.

Я молюсь, чтобы тебе и нам Бог помог благополучно вернуться домой!

Твой друг,

Чарльз Стюарт

– Мы уходим! Ты должна ее поднять!

Ануш посмотрела на лейтенанта. Все, кто выжил на этот момент, начали подниматься на ноги.

– Немедленно подними ее, или ее оставят здесь!

Он посмотрел на старую женщину и отвернулся. Губы Гохар были сомкнуты, руки лежали на груди, а на глазах были два плоских камешка.

– Выходим! – скомандовал он.

Река Харзит берет свое начало в горах возле Гюмюшхане, течет вдоль Великого шелкового пути и впадает в море.

За пятнадцать километров до города река изгибается и течет на восток. Возле этой излучины караван остановился, чтобы пополнить запасы воды.

Путники без сил падали на обочину, а солдаты с головой погружались в прохладные воды.