Олег Филатов - Операция «Царский ковчег». Трилогия. Книга 1

Обыденов рвался в бой. Как никак Померанцев был его коллегой. Ему хотелось поскорее допросить штабс-капитана Соловьёва, выяснить, как и зачем он убил Померанцева и куда он дел материал, который тот вёз из Москвы от «Правого центра» через Екатеринбург. Отчёт о работе с агентами. Часть этих агентов перешло на работу в район Екатеринбурга и сейчас, во что бы то ни стало, надо было упредить действия красных по их разоблачению.

– Уважаемый Виктор Иннокентиевич, я вижу, что Вы готовы приступить к допросам. Но скажу вам вот что: институт контрразведки получил широкое применение. Контрразведку создают у себя не только высшие штабы, но каждая воинская часть. Сплошные провокации, да вот и мы с вами – нашли предателя в контрразведке. Упразднить весь институт, оставив власть слепой и беззащитной в атмосфере, насыщенной шпионством, брожением, изменой, большевистской агитацией и организованной работой по разложению? Вы же знаете, уважаемый Виктор Иннокентиевич, что законодательство не предусматривает составление судебным следователем какого-либо итогового документа по собранным им материалам. Заключение о предании обвиняемого суду излагается в форме обвинительного акта прокурором окружного суда (в соответствии с определенной подсудностью преступлений). А Устав уголовного судопроизводства“ помимо нескольких конкретных случаев, допускает составление следователем особых постановлений „лишь тогда, когда это необходимо для объяснения хода следствия иди распоряжения следователя.

К тому же, следователь может начать и вести следствие, арестовать и привлекать обвиняемого к следствию, освобождать от ответственности, пояснять расследование и свои действия. Но не имеет права давать оценку собранным доказательствам и формулировать окончательные выводы.

Наша система дознания это сеть нештатных осведомителей и штатных секретных агентов собирает любую информацию по интересующему вопросу. Официальные инспектора и агенты угрозыска составляют по ней сводные рапорта и докладывают следователю. Тот или вызывает очевидцев к себе, или поручает их допрос начальнику угрозыска и затем оценивает протокол. Чины дознания сами не могут судить о важности или ненужности информации. Поэтому их протоколы нередко подробнее и полнее, чем у следователя. Разумеется, к следователю приходят по объявлению или собственному почину доброхоты-очевидцы. Какие-то материалы могли догадаться прислать ему следственные и прочие комиссии. Иные попадают случайно в поле зрения судебных прокуроров и уже те докладывают по инстанции, а бумаги поступают к следователю после многодневного путешествия по соседним канцелярским столам.

Следователь составляет списки интересующих его людей и направляет их в угрозыск сам, а военным властям – через прокурора суда. Инициативу в даче поручений могут проявлять прокурор и его заместители. В целом, эта система не всегда эффективна.

Низовое звено чинов дознания, за небольшим исключением, составляют люди, приученные некритически принимать и фиксировать любые сведения. С одинаковым усердием или равнодушием записывают они факты и слухи, добавляя к ним иной раз толику собственных домыслов – для оправдания расходов якобы на секретную агентуру. В условиях гражданской войны первичный опрос может стать и последним перед расстрелом свидетеля. Просчеты дознания уже не исправляются. Но и в других случаях следователю сложно не отбросить что-либо существенное вместе с беспочвенными слухами или оценить нюанс одной важной детали среди множества ненужных.

Нам необходимо Обыденов, изменить материал, комплектующий контрразведку. Скажу вам, что надо привлечь на эту службу бывший жандармский корпус, чинов судебного ведомства и т. д. У нас, как Вы заявили, одна сверхзадача – не провалить операцию «Ковчег», для этого нам нужно допросить Соловьёва…

– Да, Виктор Иннокентиевич, нам прислали бумагу из Берлина от агентуры о некоем Маркове. Я предлагаю попытаться использовать его как агента по линии эстафеты. Прочитайте, и скажите, что Вы думаете об этом. Сообщение поступило от агента, который давно работал в Берлине. Оно касалось Бориса Владимировича Свистунова, 36 лет, дворянина. Он был офицером Генерального Штаба, полковником участвовал в Первой мировой в качестве старшим адъютантом штаба 56 дивизии, а затем помощником старшего адъютанта штаба Особой Армии.

– Господин полковник, привлекать Маркова очень