Раиса Ананьева - Воспоминание о прошлом

«Богородица спасла меня», – говорила мама, рассказывая нам эту историю. Держась за дерево, цепляясь другой рукой за траву и землю, мама начала осторожными движениями подаваться к березе. Но жутко скрутило засосанную ногу, ее немилосердно сводило. Долго, стискивая зубы от боли, мать наконец выкатилась на траву. Уже сиял во все небо необычайно яркий месяц, было светло как днем. Надо было подниматься и идти домой. Мамины сапоги остались в болоте. Тихо ступая, мать добралась до своих покупок. Какая была радость, что она не пошла со своим грузом в болото, все на месте, даже кривой железный бидон с растительным маслом целых три литра, не пострадал от порыва ветра. Эта спасенная жизнь и спасенные продукты дали маме силы все взвалить на себя и босыми ногами, по невероятно грязной и мокрой, холодной земле, отправиться домой. Когда она дошла до речки и повернула к дому, по всей степи уже разливался ранний золотой рассвет. Мать ни разу не отдохнула, она останавливалась иногда под деревом и два раза садилась на пеньки, но ни разу не сняла свою ношу, боясь, что повторно она уже ее не взвалит на себя. Дверь в баню была открыта, мальчишки спали на печке. Маня спала, сидя на лавке, головой на столе. На столе же лежала Аня. Она не спала, а увидев маму – заплакала. Мать вынесла ее на улицу, развязала мешок, в котором сверху лежал хлеб, стала жевать его, и этим хлебом она ее покормила. А потом мать пошла в реку, выкупалась в ледяной воде и принялась за дела. Надо все переложить в ларь, обитый железом, подальше от мышей. Надо затопить срочно печку, в бане было холодно. Хорошо, что дрова она всегда с вечера клала в печь, чтобы они подсохли. А потом она заварила свой душистый травяной чай. И вскоре проснулись ребята, как всегда – жутко голодные. Они поели все, что она им успела приготовить, выпили весь чай. Дети рассказали ей, что они ждали ее до самой ночи, сидели у дома, плакали. Есть было нечего, они ждали ее с гостинцами. А она слушала их, топила печь и думала, что бывает же такое счастье. Ведь она вернулась домой.

Мама всегда боялась болотистых мест. На даче она могла ходить за грибами хоть с кем-нибудь. Когда мы жили на своей любимой Шелепихе, то в баню ходили на Фили. Там были раньше бани, не доходя до красивой двухэтажной церкви. В этой церкви до войны крестили меня и мою младшую сестру Нину. Мы проходили вдоль реки, и там в одном месте было болото, довольно приличное. Там иногда громко квакали лягушки. И мама всегда останавливалась, слушала это кваканье, а потом молилась на церковь. Мы ее торопили, а она всегда говорила: «Ой, не дай Бог никому всадиться в это болото. Страсть-то какая». Церковь, на которую молилась мама, после войны уже не работала. В войну там были конюшни. Но мама никогда не проходила не помолившись усердно, мимо этого болота.

Наступило очень тяжелое время. Пришел ноябрь, а потом зима. Двери закрывались наглухо, пол застилался старыми тряпками. Печь топилась долго. Мама старалась сохранить тепло. В окно свет чуть пробивался и целый день мать жгла лучину, воткнутую в щель на стене печки. Все ходили босяком, обуви домашней не было. У двери стояли две пары старых протертых валенок для выхода на улицу. А выходить приходилось часто. Покормив ребят, мать одевала старый пиджак, повязывалась накрест платком и шла добывать дров на следующий день. Рубила, где удавалось, свою же избу. Обрубала ветки деревьев. Набрав достаточно, возвращалась в баню. Когда в конце января повалил снег, надо было расчищать дорогу к улице, а иначе к ним не попасть. Мальчишки, особенно когда повалил снег, выскакивали на улицу прямо босиком, раздетые, и еле удавалось их силком загнать домой. Маня одевала большие валенки и старалась помогать маме. Но чаще всего ей приходилось сидеть дома и следить за Аней, которая тихонько уже ходила по лавке, держась за стол. В их жилище был беспорядок: пол заслан, всюду все навалено, помойное ведро и таз стояли у двери, и их приходилось часто опорожнять. Навести порядок не было никакой возможности. Мальчишкам было раздолье. Они лазили на русскую печку и бесстрашно прыгали с нее, играли в прятки и возились с котом. Этот кот прижился у них, его не кормили, он питался мышами, которых было предостаточно. Но когда садились есть, кот не отходил от лавки и очень радовался, если ему доставался маленький кусок хлеба или шкурка от картошки. Несколько раз приходила тетя Поля с мужем, дядей Ваней. Он приносил пилу и они с мамой отпиливали большие бревна в бывшем жилом доме и делили их на дрова. К весне мама практически разрушила свой некогда обитаемый еще крепкий дом. В посылках, которые она получала из Москвы от папы, регулярно находила немного спрятанных денег. Да только купить на них что-то в деревне было очень трудно. Люди, к которым она могла ходить, сами голодали, и у них ничего нельзя было купить даже за деньги. В сельпо мама особо ходить опасалась. Там свободно можно было купить муку, а за остальными продуктами всегда были очереди, и мама боялась лишний раз быть на глазах. Она брала муку и почти каждый день хоть раз пекла блины на воде. От родных она могла получить лишь старые заношенные вещи, но она все брала и несла домой на подстилку, на тряпки, которыми прикрывались ночью. Ребята хотели есть постоянно, мама регулярно заваривала им чай, поила их, рассказывала в свободное время сказки, которые умела сочинять на ходу, старалась отвлечь их внимание. У нее было насушено много сухих фруктов. Она постоянно летом резала и раскладывала где могла яблоки, груши, целиком вишни. Вишни исчезли быстро, а яблоки и груши мама дотянула до конца марта. Она два раза давала деньги возчику, чтобы он купил картошку на базаре. Ведь он часто ездил в город, но он был недоволен, боялся потерять работу, да и ему ничего не доставалось на рынке, он же ездил в будни, а рынок уже в 10 часов пустел. Он оба раза долго тянул, но все таки привез ей картофель. Но брал хорошую мзду.