Баир Жамбалов - Империя предков

Арьергардная тысяча, в которой и состоит сотня Бату-Мунка, на ночёвку осталась на этом слиянии рек. Изумительное место.

Переменился как-то старый воин. Устремился взгляд на эту реку. Какой же свет печали, отзвук таящей тоски от давних лет оставил след? Знал бы он, что не ускользнуло это с пристального внимания десятника. С чего бы это?

– Что за река? Ты знаешь? – спросил сзади Жаргалтэ, что и явилось неожиданностью для старого воина, что и обернулся, вздрогнув, поспешив упрятать то, чего и таил много лет.

– Скажут… – последовал короткий ответ, означающий знание воинского дела, да опыт воинского дела.

Как бы в подтверждение этого уже доносилось по рядам негромко, слегка с придыханием: «Уда, Уда…»

– Река племени хори? – спросил Жаргалтэ у этого старого воина, которого стал подозревать в том, что и утаил он какое-то тайное знание от него.

– Так говорят… – отвечал уклончиво этот воин.

– Мои воины стремятся в бой, почему ты не стремишься? – спросил Жаргалте совсем о другом, дабы застать, как следует, застать старого воина врасплох.

– Всегда так у молодых, идущих в первый поход, – похоже, воин отвечал подготовлено.

– Почему ты изменился, увидев эту реку?

– Новое всегда что-то меняет.

– Говоришь новое.

В ночь десятка Жаргалтэ отправилась в дозор.

При полной луне лес сохранял тишину. И две реки, сливаясь, и уносясь вместе ещё величавее в священное море Байкал, сохраняли тишину. Всегда ли будет так? Может, и есть у них свой разум, своя интуиция, свой дар предсказания, свой третий глаз, и увидят они, как через плотную завесу времён столетий у слияния двух прекрасных рек раскинется удивительно прекрасный город, воспетый птицами, встречающий рассвет, как песня, которой дорожишь с тех лет, когда и был с тележную ось.

– Остановиться здесь. Смотреть в оба. А мы с тобой осмотрим дальше, – приказал Жаргалтэ, кивнув при этом на старого воина.

Кони неспешно, не вышагивая грацией (какая грация у монгольских коней, один лишь пот трудовой) пошли берегом ночной реки, что поуже, идущей с востока. Молчание продлилось недолго, ибо нарушил его один из всадников, которому и было что сказать, и было что спросить:

– С той поры, когда мы из равнинных степей вошли в первый лес на правом берегу Селенги, у меня появилось ощущение, что кто-то непрерывно смотрит за мной, за каждым моим шагом. Ты старый воин, но есть ли тебя такое ощущение?

– У меня нет, – коротко ответил старый воин.

Свежей прохладой потянуло от реки. Вглядывайся, не вглядывайся – нет никого. «О чём бы спросить его. Что мог бы поведать он, этот старый воин, до сих пор не взявший никакой командной высоты. Может, до этих лет и не удостоился ничего, и не дано, что и не рвётся в бой. Но вижу, как-то вижу, что скрывает он что-то…» – вот так и подумал Жаргалтэ.

– Мой командир, а Вы почему не стремитесь в бой, – неожиданно спросил сам воин, даже и не спросив на то позволения.

Вздрогнул неожиданно Жаргалтэ. «Он что, читает мои мысли», – стрелой мелькнула догадка или ещё что, но быстро пришёл в себя и ответил, даже и, не пытаясь, указать на то, что и не подобает спрашивать простому воину первым:

– Мы говорим с ними на одном языке, – отвечал Жаргалтэ, подразумевая под ними тех, против кого они идут.

– Да, в том-то и дело. Я думал, прекратились всегда в степях войны между племенами, говорящими на одном языке. Но вот… – сказал и промолчал старый воин.

Что хотел сказать старый воин? Стоит спросить. И только хотел было раскрыть рот да произвести первые слова вопроса, как они и раскрылись, но совсем по другому поводу.

Они возникли, будто из ничего. Полная луна бледным светом отразила их фигуры, во всём наизготовку. Кони лишь чуть заржали, как бы приветствуя друг друга. Что им война.

– Сайн-байна. О-о, кого я вижу. Неужто, Ардан в родные края собрался, – надменно тихий голос одного из них более походил на голос солидного возраста.

– Он собрался воевать против своих, – тут же вмешался другой голос такой же надменности, не тихий, молодой, слишком молодой, примерно того же возраста, в каком пребывал Жаргалтэ.

– Если собрался бы, давно сказал бы про вас, как вы ещё с правого берега Селенги, считаете сколько нас, – отвечал тихо, но с достоинством вот этот Ардан, удивление которого совсем обошло стороной, тогда как Жаргалтэ пребывал полностью в нём, где и не нашлось никакого места страху.

Он знал, всё знал старый овин, но не сказал ему. Но и у него неспроста сыграло вовсю это ощущение сразу после входа в первый лес на правом берегу Селенги. Но, ведь, ни у кого и не появилось такое ощущение, про которое он почему-то и не сказал Джучи. Хотя, тогда был совсем другой разговор.