Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

Ольга передёрнула плечами.

– Холодно?

– Страшно…

Подошёл Армен и начал расставлять на столе тарелки с сыром, подогретым лавашем, зеленью, маринованным чесноком и горшочки с разноцветными соусами. Посуда была глиняная, грубой ручной лепки, ножи и вилки с потемневшими деревянными накладками. Рюмок и бокалов Армен не признавал, на столах у него были только отмытые до синевы гранёные стаканы, классические, мухинские, с ободком. «Обязательно надо видеть цвет вина и чувствовать тяжесть бокала в руке», – объяснял Армен. Вино он всегда выбирал сам, не спрашивая у гостей, и приносил его в глиняных кувшинах. Никто толком не знал, какое вино пьёт, но жалоб я не помню. Иногда выбор Армена был неожиданным, но всегда оказывалось, что вино замечательное и на редкость подходит к еде.

– Это мшош, а это – схорац, – принялся объяснять Армен, показывая на блюда, – потом будет суп с курагой и кюфта.

– А… из чего он, ну, вот этот мшош и схорац? – осторожно спросила Ольга.

– Мшош – это блюдо из очень-очень старой армянской кухни. Делается из чечевицы, кураги, орехов, ну, и пряностей, конечно. Его мажут на лаваш и кушают как закуску. Схорац это… как это по-русски? А! Такие лодочки из баклажанов с овощной начинкой. Надо кушать тёплыми.

– Какой необычный язык, – вздохнула Ольга, – как будто камешки катятся с горы. Наверное, я бы не смогла говорить по-армянски…

– У нас тридцать согласных, – улыбнулся Армен, – но это не мешает армянским женщинам трещать как… как армянкам!

Армен разлил янтарно-жёлтое вино по стаканам:

– Попробуйте!

– Выпей с нами за встречу, прошу.

– Хорошо. Я даже посижу с вами немного, если позволите, послушаю из зала. Вам повезло: сегодня играет Мкртич!

В зале медленно погас свет. Армен щёлкнул выключателем и под потолком вспыхнул прожектор, которые театральные осветители называют «пистолет».

На сцену поднялся седой, очень сутулый человек в чёрном шёлковом жилете и в белой рубашке. В руках у него была деревянная трубка. Старик неторопливо устроился на стуле, смешно пожевал ртом, как делают духовики, разминая губы, поднял инструмент, блеснули запонки на крахмальных манжетах и… зал ресторанчика пропал.

Я видел дороги, проложенные на головокружительной высоте, когда сверху только бледно-голубое горное небо, а внизу, в ущелье, чёрные головёшки птиц и в разрывах облаков – серебристая ленточка реки, бешено несущейся по камням. Я видел источники синей ледниковой воды, бьющей из расщелины, и эту воду надо было пить, встав на колени. Я видел придорожные часовни, суровые в своей древней простоте, с узкими окнами, крестовыми камнями-хачкарами и железными поддонами, наполненными песком, куда полагалось ставить свечи. Входя в такую часовню, ты остаёшься наедине с горами, тишиной, своим разговором с богом и временем. Я видел виноградники на клочках плодородной земли, отвоёванных у гор, видел смешливых девушек в чёрном, стайкой бегущих в Ереванский университет, и суровых старух с ласковыми глазами, мерно взмахивающих мотыгами на своих огородах…

– На чём он играет? – тихонько спросила Ольга.

– Это дудук, – ответил Армен, – наш древний инструмент. Его вырезают из ствола старого абрикоса. Другое дерево не годится, оно не может дать такого бархатного звука. Настоящий мастер за всю жизнь делает всего несколько инструментов. Мкртич играет на своём дудуке всю жизнь, я слушаю его уже двадцать лет, и всегда как впервые. Слушайте!

Мкртич заиграл, и это уже была совсем другая музыка, древняя, как само время.

«И сказал Господь Моисею: пойди к фараону и скажи ему: так говорит Господь: отпусти народ Мой, чтобы он совершил Мне служение». [88] Исход 8:1.

Я увидел Египет, и надменного фараона на троне, и Моисея перед ним. Увидел каменистую землю Ханаана, по которой тосковали пленённые иудеи, а потом время сместилось и я увидел мерный шаг римских легионов и услышал грохот кавалерийской турмы, валящей в бешеную атаку.

Музыка смолкла и наваждение исчезло. Музыкант опустил дудук, тяжело поднялся и ушёл со сцены. В зале стало светлее, но луч прожектора всё ещё освещал опустевший стул.

Аплодисментов не было.

– Понравилось? – негромко спросил Армен.

Ольга украдкой смахнула слезинку.

– Я… я хочу сказать вашему музыканту спасибо. Можно?

– Конечно. Старику будет приятно, пойдёмте.

Армен провёл нас к сцене и открыл дверь, которую я раньше не замечал. За сценой была маленькая гримёрка. Мкртич сидел и медленно пил вино. Лицо его было мучнисто-бледным и неживым. Я испуганно взглянул на Армена, но он, стоя за спиной музыканта, медленно прикрыл глаза: «Молчи!»