Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

Мы накупили продуктов и устроили на балконе роскошный ужин, наслаждаясь тишиной, свежим воздухом и временным обладанием роскошными апартаментами. А следующим утром был Павловск.

Павловск – мой любимый пригород Питера. В нём нет помпезности Петергофа, причудливой изысканности барочного Екатерининского дворца, прусской угрюмости и холода Гатчины. Шотландец Чарльз Камерон, незадолго до начала строительства приехавший в Россию, создал прекрасный дворец, в котором сочетается имперская роскошь и мягкий, тёплый домашний уют. В нём всё соразмерно человеку – нет огромных объёмов, громадных залов и бесконечных лестниц.

Восхищаясь творением Камерона, Бренны, Кваренги, Воронихина часто забывают имя человека, который сделал для Павловска ничуть не меньше Камерона. Это итальянец Пьетро Гонзаго. В Россию он приехал уже немолодым человеком, и главным делом его жизни стали ландшафтные парки Павловска. Современники вспоминали, как каждое утро сухой старик в чёрном камзоле и парике обходил свои владения, а за ним слуга тащил ведро с известью и кисть. Гонзаго лично помечал, какие ветки подрезать, какие деревья и кусты подсадить. Для него предметом искусства было всё – пригорок, ручей, цвет листьев, посыпанная толчёным камнем дорожка, даже солнечный луч, в свой час падающий на полускрытую кустами скульптуру. Гонзаго был соавтором природы. И сила его таланта была столь велика, что созданные им волшебные, великолепные по изяществу и красоте пейзажи, живы и поныне.

Ольга сначала фотографировала направо и налево, потом махнула рукой, и мы не торопясь гуляли, наслаждаясь парком, в котором открывалась то Молочня или Птичник, то полуразрушенная колоннада Аполлона. Стоило присесть на скамейку, чтобы дать отдых гудящим ногам, как откуда-то набегали белки, садились столбиком и требовали орешек или конфету. Людей эти нахалки совершенно не боялись, и, цепляясь острыми коготками, мгновенно забирались по джинсам на колени. Из парка мы ушли, когда поняли, что ещё немного, и до Мариенталя, где расположен наш отель, мы не добредём.

Стемнело. Мы валялись на роскошном супружеском ложе, рассматривая сделанные днём фотографии.

– Знаешь, мой дорогой, – сказала Ольга, потирая икры, – похоже, в ванную… и в другие места тебе придётся носить меня на руках. Сегодня я не сделаю сама ни шага.

В дверь постучали.

– Боже… Только не это… – простонала Ольга, накидывая на колени покрывало.

Я пошёл открывать, надеясь, что это горничная или администратор.

Это был Георгий Васильевич.

– Ну, как отдохнули? – спросил он, войдя в номер. – Понравился теплоход? Я за вами. Собирайтесь, этой ночью приключение должно закончиться.

Он улыбнулся Ольге, вышел на балкон и закрыл за собой дверь.

На Павловск опустились акварельные сумерки, всё вокруг казалось укутанным дымкой, краски и линии размылись, тянуло первым ночным холодком. Парк засыпал, тихонько шелестела листва, попискивали ночные птицы. Мы двигались необычайно быстро, скользя, как во сне, по возникавшей под ногами дорожке. Промелькнули тёмные контуры дворца, сонная Славянка, мост с весёлыми и, кажется, пьяненькими кентаврами, белая ротонда Храма дружбы, Висконтиев мост, а дальше пошли незнакомые места. Всё было залито странным жемчужным туманом, который ходил волнами, беззвучно вздымался и опадал. От этого парк казался незнакомым и странным, как в недоброй сказке для взрослых.

Кажется, мы ушли довольно далеко, но тут дорожка свернула и неожиданно упёрлась в покосившийся строительный забор, изрисованный краской из баллончиков, за которым неясной грудой темнели руины.

– Мы всё ещё в Павловске? – спросил я, озираясь. – Совсем незнакомое место.

– Да, только в самой дальней, заброшенной части парка, здесь почти не бывают туристы. Это Елизаветин, иначе – Краснодолинный павильон, последняя работа Камерона в этом парке, – пояснил дьявол. – Он был закончен за два года до смерти императора, и Павел не успел побывать здесь. В последнюю войну павильон был разрушен и чуть было совсем не исчез с лица земли, но всё-таки уцелел. А раньше здесь было очень красиво. «Вниз от Елизаветина павильона видны весьма искусно сделанные развалины; разбитые статуи, барельефы, карнизы и колонны разных мраморов, выказывающиеся из травы и поросшие мхом, представляют воображению живое понятие о развалинах Греции, дышащей ещё величием и славою», – процитировал какую-то старинную книгу дьявол. – Эту часть парка особенно любила Елизавета Алексеевна, супруга Александра I. А вот император Николай I Павловск не любил и не бывал здесь, парк пришёл в запустение, отдалённый павильон был забыт. Теперь, спустя триста лет, пришло его время.