Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

Я стёр с лица пот и легонько толкнул его обратно на ложе:

– Не дёргайся, лежи спокойно, а то опять кровь пойдёт, и так еле остановил! Я просто устал, да и не мудрено, ведь сегодня на этом ложе до тебя побывало десятка два раненых.

– А-а-а, – успокоено протянул оруженосец, – а то я могу сбегать за другим целителем, ноги-то у меня целы!

– Говорю же: лежи, со мной всё в порядке.

Хотя на самом деле, я с трудом сдерживался, чтобы не завыть от ужаса.

Перед сражением мне и другим целителям категорически запретили браться за оружие и вообще вмешиваться в бой. Во время битвы я должен был находиться на стене и оказывать помощь раненым, которых в тот момент не было. Заскучав, я отошёл к камнемёту и стал следить за его стрельбой. Этой грозной, но тяжёлой и неуклюжей машиной командовала некая дама по имени Роэкс. Говорили, что она из знатной семьи, богата и образована, но тогда эта женщина выглядела как простая кухарка. Растрёпанная, краснолицая и свирепая, как волчица, Роэкс ловко носила кирасу и беспрерывно ругалась хриплым басом. Мужчины, составлявшие расчёт камнемёта, слушались её беспрекословно. По одному слову своего необычного командира они поворачивали тяжёлый станок в нужную сторону, заряжали камнем и выпускали снаряд по неприятелю. Каждое удачное попадание защитники стены встречали радостными воплями.

В один особенно напряжённый момент боя основание камнемёта за что-то зацепилось, и громоздкий механизм застрял. Попытки сдвинуть его с места были безуспешными.

– Эй ты, доходяга, не хлопай жабрами, как снулая рыба! А ну, помогай! – крикнула мне Роэкс.

Я подскочил, подпёр раму плечом, и моё ничтожное усилие решило дело – камнемёт со скрежетом начал поворачиваться.

– А теперь отвали! – уже добродушно буркнула Роэкс, – наведём как-нибудь без тебя.

Я взглянул на поле боя и вдруг взгляд зацепился за тошнотворно-знакомую высокую фигуру в латах. Рыцарь спрыгнул с коня и над кем-то наклонился. «Монфор! Вот она, главная причина наших несчастий! Порази тебя Господь!» – страстно пожелал я и вдруг ощутил слабый толчок в грудь.

– Пли! – скомандовала Роэкс, камнемёт подпрыгнул, выбросил из ложки камень, обычный булыжник, который серой молнией промелькнул по небу и с непостижимой точностью нашёл свою цель…

Тогда, в горячке боя, я не придал этому толчку значения, и только сейчас, слушая оруженосца Монфора, по-настоящему осознал, что же я сделал. Дело в том, что с момента обретения Евангелия, я ни на миг не расставался с ним. Альда сшила для Книги особый полотняный мешочек, который всегда висел у меня на груди под одеждой. И вот, стоя рядом с камнемётом, я пожелал смерти вождю наших врагов, а Книга, осознав желание своего хранителя, исполнила его! Тогда получается, что Монфора, по сути, убил я, изменив тем самым исход сражения. Хуже того, я совершил страшный грех, использовав святую книгу ради того, чтобы убить человека! Пусть даже такого, как Монфор, но всё-таки человека.

Конечно, скрыть гибель предводителя французов было невозможно. Лишь только его труп понесли с места боя, среди крестоносцев послышались горестные вопли, воины дрогнули, ослабили натиск, а потом и вовсе прекратили сражаться. Таково было влияние этого человека, что всё дело держалось только им одним. Теперь, когда его не стало, поход потерял цель и смысл, потому что оказался обезглавлен. Зато радость и крики торжества царили между тулузцами. Они поняли, что сражение выиграно и Тулузе более не угрожает опасность.

После смерти Симона вождём крестового похода по предложению легата был провозглашён его старший сын Амори. Французские сеньоры пообещали защищать и оберегать земли, которыми владел его отец. Кастеляны и бароны принесли Амори присягу, а папа благословил его.

Но если всякий из присутствовавших понимал, что со смертью Симона половина дела уже проиграна, то были в католическом мире люди, которые шли дальше и полагали, что всё дело Рима посрамлено. Рассказывали, что святой Доминик за несколько дней до смерти Монфора видел во сне, как роскошное дерево, покрывавшее землю своими ветвями, усыпанное поющими птицами, пало вдруг от одного удара и разбило всё, что укрывалось под его тенью.

В день Святого Иакова лагерь крестоносцев стал быстро сниматься. Несостоявшиеся завоеватели потянулись от стен Тулузы. Напоследок они подожгли Нарбоннский замок, но это уже не имело значения. Амори, отступив в Каркассон и похоронив там отца, позволил Раймунду-младшему шаг за шагом отвоевать все свои домены. Не помогли ни призывы папы, ни вмешательство французского короля. Монфор младший, бледная и жалкая тень старшего, один за другим сдавал города и замки, и, в конце концов, остался в один несчастливый для него день без солдат и без денег на обратную дорогу. Таким образом, Амори был принуждён передать все права на Лангедок королю Франции.