Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

– Конечно, я говорила вам это совсем недавно. Разве вы забыли?

– Нет, я помню! Я – не коновал, и я избавлю тебя от боли! Но… но для этого тебе придётся подняться в мою комнату. Наверное, мне следует испросить разрешения на это у графа?

– У графа? Да вы что?! Он сейчас пьяней винограда! Он не узнает ни вас, ни меня!

– Тогда у кого же?

– Да ни у кого! Павел, вы, наверное, не понимаете, кто я!

– И кто же ты?

– Я – никто! Я – не кухонная девка, но я и не благородная дама. Меня нет! Я никому не нужна! Вы видели сегодня, как я пела?

– Да, и не мог отвести от тебя глаз…

– А больше на меня никто не смотрел! Я была, но меня не было! Поэтому всем наплевать, куда идёт и что делает девчонка-бастард! А уж говорить о приличиях просто смешно. Да здесь их никто и не соблюдает. Граф с гостями, которые ещё стоят на ногах, уже, наверное, ловят служанок и задирают им подолы. Те, кто не хотят угодить под пьяных скотов, с вечера прячутся, а те, кто хотят заработать монету-другую, наоборот, только и ждут своего часа. И все это знают. И госпожа Эсклармонда знает, и госпожа Филиппа, и обеим наплевать. Одна сейчас, наверное, молится, а другая, пока граф пьянствует, подставляет задницу какому-нибудь смазливому пажу. Пойдёмте, господин мой, вам, наверное, в темноте будет трудно отыскать дорогу в свою комнату…

Я закрыл ставень и зажёг свечу. На стенах заметались тени, но я не обращал на них внимания, а девушка из последних сил сдерживала боль, кусая губы. Под глазами у неё залегли тени, которые напугали меня.

– Сядь вот сюда. На тебе есть какой-нибудь металл?

– Простите, господин мой?..

– Зови меня просто Павел. Ну, украшения – не знаю, браслеты, серьги…

– Нет.

– А заколки для волос?

– Только костяной гребень.

– Кость – это ничего. Впрочем, вынь и его, лучше, чтобы в волосах ничего не было.

Альда послушно вытащила гребень и тряхнула головой. По плечам рассыпались блестящие чёрные волосы.

– Не бойся, больно не будет.

– Я не боюсь боли, госп… Павел.

Я размял руки, положил Альде пальцы на шею под волосами и привычно сосредоточился. Мой дар не оставил меня! Перед мысленным взором возникло нечто невероятно сложное, живое, пульсирующее, то, что одни называют душой, а другие – сознанием. Я начал осторожно касаться сплетения того, чему нет названия, в поисках источника боли. И – вот оно! Голубой и нежно салатовый цвет сменился тревожным, багрово-красным, подобным остывающему железу. И я начал, затаив дыхание, поглаживать этот источник боли, напоминающий завязь некоего страшного плода. Храни Господь поторопиться – одно резкое ментальное движение, и кровавый жёлудь лопнет, заливая мозг, и тогда – неотвратимая и мучительная смерть. Постепенно судорожные сокращения страшной опухоли успокаивались, красный цвет сменился на оранжевый, потом на жёлтый, наконец, спазм исчез, утолщение пропало, и теперь уже нельзя было сказать, где оно находилось.

Я осторожно разорвал контакт, опустил дрожащие руки и открыл глаза. Как всегда, после сеанса ментальной хирургии страшно хотелось пить, лицо было залито потом, а ноги мелко тряслись. Но это скоро пройдёт – за всё надо платить. За каждое исцеление врач отдаёт толику своего здоровья. Бог весть, кому.

Альда сидела с закрытыми глазами очень прямо, слегка запрокинув голову и как бы прислушиваясь к себе. Вдруг она вскочила, бросилась на колени, схватила мою руку и принялась осыпать её поцелуями.

– Что ты, что ты, девочка, зачем? Что ты делаешь? – я сделал шаг назад, но Альда ползла за мной на коленях, и я вынужден был остановиться.

– Господин мой, вы, наверное, ангел! – захлёбываясь слезами и глядя на меня снизу вверх, бормотала она. – Вы наложили руки, и боль ушла! Совсем! Как будто её не было! Человек не может так! Простите меня, что я была дерзка и нечестива с вами!

– Альда, успокойся, прошу тебя! – я поднял девушку и прижал её к груди. Она всхлипывала и дрожала. – Тебе лучше?

– Да, да! Я чувствую себя как маленькая девочка! У меня нет тела! Кажется, я сейчас взлечу! Такого не может быть! Кто вы, господин мой?

– Я? Я ромей, по вашему – грек, по имени Павел, целитель, наверное, не самый скверный (пусть Господь простит меня за нотку гордыни), никакой я не ангел.

Наверное, винные пары ещё не полностью выветрились, потому что на языке у меня вертелась шутка по поводу того, что ангелы бесполы, а я нет, но, к счастью, мне удалось удержаться от непристойности.

Альда вытерла ладошками слёзы и заглянула мне в лицо.