Владимир Голубев - Забытый рубеж

– Нужна она и мне, пускай покамест с Витькой посидит, я его спеленала, а я по хозяйству похлопочу. Чай, обедать, почитай, пора.

– Ладно, управимся без неё. Правда, Петька?

Паренёк вытянул тонкую шею, пряча от матери мокрые брюки и рубашонку, замаранные в речке.

– Ну да.

Супружница улыбнулась, прикрыв лицо краем платка и, уходя, лишь с опаской глянула на мужа, словно побоялась своими словами спугнуть едва дышавшее счастье августовского полдня. За женой со скрипом затворилась дверь. От речки потянуло летней духотой с запахом пряных трав и осоки. Совсем рядышком, в заросшей ивняком вершинке, засвистала иволга. Пёстрые куры кружили под ногами мужиков, словно в ожидании скорой манны небесной. Василий пригляделся к сыну да в бороду ухмыльнулся:

– Смотри, как уделался-то. Чё портки-то не скинул да рубаху, когда в речку полез?

– Да там того, Людка ходила, да Тоня.

– Понятно. Поймали чего?

– Только половину ведёрка. Нам с Черновым досталась одна щучка, совсем небольшая, меньше кило.

– И где она?

– А ему отдал, но мы столковались, что в следующий раз весь улов будет мой!

– Не жадничаешь, молодец. Старшой ты у меня, надёжа. – И уже более сурово спросил: – Мамке помогаешь когда меня нет?

– А как же, сколько уже трудодней в колхозе заработал на сенокосе и в ночное ходил. Папка, а может, всё же за раками махнём? Много не будем ловить, так, на чугунок, и довольно будет.

– Пётр, нам с тобой дом надо доделывать. Мне скоро на фронт, либо обратно в Москву возвращаться. Чай, уже взрослый и должен своей головой смекать, что начальство по головке не погладит за опоздание.

– Пап, а почему в колхоз не хочешь записаться? Вон мужики-то наши работают.

– А чем я вас тогда кормить-то буду? Пустыми трудоднями да картошкой с огорода? Зимой раков не наловишь. В дистрофики захотел податься? Хорошо если в сельсовете лечебный паёк дадут, когда штаны с жопы спадут. А если нет? В Пирогово, чай, на кладбище на телеге двинешься?

– В школе говорят, что всё будет хорошо, советская власть за народ и пре-одолеет всё не-взгоды!

– Много чего последние годы болтают, да токмо на деле-то всё шиворот-навыворот, разинь глаза, чай, уже не пацан. Земли нет, лошадь свели в колхоз и загубили, хоть корова осталась во дворе, а то бы опухли с голоду.

Неожиданно он прикусил язык и воровато осмотрелся по сторонам – поблизости от двора никого постороннего не оказалось, а на тары-бары даже куры не обратили внимания.

– Лихое времечко. Забыл, в какую пору живём-то? Не болтай лишнего, ни в школе, ни с ребятами, понял?

– Да знаю, не дурак.

– Может, и возвращусь поближе к старости к земле-матушке, если бог даст, а пока нам с матерью вас ещё надо поднимать, на ноги ставить…

Но Петька не дослушал батю и задрал голову к небу, где, нарастая с глухим рокотом, раздался рёв мотора приближающегося к деревне самолёта. Привлечённые необычным шумом люди выходили из домов, смотря в поднебесье, где ещё шмыгали неугомонные стрижи. Петька с отцом не сводили глаз с неба, но тут младшая ребятня, чумазые Сашка и Мишка, выбравшись из лопухов, подбежали к Василию и молча встали, прижавшись к батиным ногам.

Гул мотора стал ещё резче, самолёт нёсся с запада на восток вдоль сонной с утра Незнайки и, казалось, прямо на них.

– Наш? – спросил отца Петька и повернулся в сторону звука.

– Как тут узнаешь: ещё далеко. Ты это, беги в дом, к матери, пусть берёт Витьку, и с Лидкой айда в погреб.

– Батя, да ты что?

– Иди, говорю.

Старший недовольно запыхтел, но всё же побежал под бугор, к дому. Тем временем, снижаясь, самолёт закружился над деревней по кругу, словно волчок. Теперь можно было без особого труда рассмотреть чёрные кресты на крыльях и громоздкое шасси с обтекателями, а ещё стволы то ли пулемётов, то ли пушек, грозно глядевших на сельчан и почти цеплявших кроны исполинских ив, что росли вдоль речки.

По деревне раздались вопли. Соседи Сугробовы с криком кинулись из проулка к своему погребу. Василий прихватил младших Сашку и Мишку и поспешил в овражек, надёжно прикрытый старыми деревьями. Из избы выскочила жена и, прижав младенца, бросилась вниз, за мужем. Последними выскочили Лида и Петя, старшой, как резаный, завопил с порога:

– Батя, вы где?

– Бегом к нам!

– Может, это наши?

– Я тебе дам сейчас крапивой по заднице! Будут тебе «наши»!

Ребята побежали, в несколько шагов оказавшись в овражке. Самолёт продолжал кружить, словно выискивая цель поважнее и посерьёзнее, чем эти убогие домишки и недостроенный коровник вблизи малеевского леса. Но Петька с глупой надеждой в глазах продолжал пялиться в кусок неба между ветками рослых ив, всё ещё жаждав разглядеть родные красные звезды на крыльях и фюзеляже. А самолёт вновь развернулся и, со свистом рассекая воздух вдоль речушки, над улочкой, принялся нещадно палить из всех пулемётов.