Александр Идоленков - Из ада в вечность

В моём подземелье было тихо и даже до некоторой степени комфортно. С поверхности земли доносились ко мне бубнящие расплывчатые звуки. Я попробовал разгребать землю и едва не потерял сознание, так как острая боль пронзила всё моё тело. С трудом, напрягая силы, я поборол её. Отступая, боль сконцентрировалась в левой ладони руки. Ощупав её, я обнаружил ранение ладони. В темноте мне не удалось определить характер повреждений, поэтому во избежание потери крови я достал из вещмешка бинт и туго перевязал рану. Все эти манипуляции сопровождались мучительными болезненными страданиями, которые я с трудом переносил.

Между тем время шло и мне стало трудно дышать; прижав раненую руку к телу, правой здоровой рукой я стал загребать землю от головы в подкоп. Порой падающие комья земли задевали больную руку, вызывая во мне стоны от невыносимой боли. Вперемешку между болевыми стонами я обращался к Богу с просьбой о помиловании:

– Господи, чем я тебя прогневил? Разве что каялся с горем пополам и забывал об этом? Так прости ты меня, грешен, исправлюсь…

Боженька меня не оставил и на этот раз. Боги не люди, у них свои принципы о нравственности и милосердии.

Задыхаясь от удушья, теряя последние остатки сил, как в бреду, я продолжал выбираться из своего заточения, не забывая при этом подтягивать вслед за собой и свою винтовку. В памяти, несмотря ни на что, как заноза под ногтем, звучал приказ: «Потеря оружия карается военным трибуналом». Как только последним усилием воли я потянул винтовку, пласт разрыхлённой земли сполз неожиданно в траншею, частично освободив мою голову от завала.

Закрыв глаза, я стал усиленно дышать, широко раскрыв рот, воздухом с примесью войны. Перед нашими окопами – там, чуть подальше, и здесь, совсем близко, – дымились танки и бронетранспортёры, наши и вражеские. Погибшие солдаты лежали группами и поодиночке в тех позах, в каких их застигала смерть. Вцепившись друг в друга, они умирали, до последнего вздоха люто ненавидя противника.

На броне танка, который я вывел из строя, из башни свешивалось тело мёртвого вражеского танкиста, так и не успевшего убежать к своим. Я с любопытством глянул на гусеницу танка и увидел оборванный трак от взрыва моей гранаты. Рядом, как раз под свисающим убитым танкистом, валялся его пистолет. Подобрав оружие врага и прихватив его документы в качестве доказательства, я услышал жалобный призыв раненого бойца. На бруствере окопа лежал молоденький младший лейтенант. Он истекал кровью. Его правая рука чуть выше локтя была перебита осколком мины и болталась как плеть. Я отыскал обломок дощечки от разбитого патронного ящика, туго перетянул мышцу выше раны и прибинтовал дощечку, чтобы сделать устойчивое положение руке. Лейтенант всё время слёзно звал свою маму, когда мне удалось закрепить руку на перевязь, он затих. Но дрожь в его теле говорила о том, что ему очень больно.

– Товарищ младший лейтенант, я помогу вам добраться до санчасти.

– Помоги мне, боец, у меня нет больше сил переносить это.

Я взял своей здоровой рукой лейтенанта за талию, а он оперся на моё плечо, и мы медленно побрели на восток. На этот раз наши войска успешно прорвали линию обороны противника, и нам ничто не помешало благополучно добраться до цели. Благодаря младшему лейтенанту меня, как сопровождающего, погрузили в машину, и мы уже через несколько мучительных часов оказались в прифронтовом госпитале. Ранение моё оказалось пустячным: осколком моей же гранаты ладонь моей руки была раздроблена, а безымянный палец и мизинец полностью утрачены.

Таким образом, военная эпопея моя на том этапе была завершена. Но повоевать нам всё же удалось, но не в тот раз, а совсем в другом месте и иное время. В тот раз сражение под Ельней было прелюдией и совсем незначительной, благодаря которой я понял суть этой жесточайшей войны и мою роль в ней, на чьих плечах завоёвываются победы, слава и честь. И чья кровь бесславно лилась немереными мерами.

Пятнадцать дней, которые я провёл в госпитале, не прошли для меня, как говорится, даром. Госпиталь располагался в Подмосковье, народ там культурный, что само по себе обязывает быть в соответствии, поэтому я кое-чему научился в отношении своего этикета. Там же, в госпитале, я неожиданно, на процедурах, встретился со своим другом Иваном Гурзой. Он, оказывается, был ранен в том же бою и тоже легко, и попал в госпиталь только утром следующего дня. После выписки нас наградили медалями «За отвагу» и дали месяц на реабилитацию. Ехать нам было некуда, Брянск, наша малая родина, был оккупирован врагом, и мы отправились в военкомат и предложили свои услуги. Свободных людей нигде не хватало, и нам с радостью предложили работу в качестве писарей по оформлению ополченцев и подразделений для действующей армии.