Александр Идоленков - Из ада в вечность

На станции стоял под парами товарный эшелон, готовый устремиться в путь в любую минуту, как только поступит приказ. И по тому, с какой деловитостью всё здесь проистекало, ждать этого приказа оставалось недолго.

Раннее утро. Солнце будто нарочно запаздывало появиться из-за горизонта, давая военным завершить свою неблаговидную миссию. Тишину нарушали звуки торопливой суеты возле вагонов железнодорожников, зычные выкрики командиров, лязг металла от неосторожного обращения при погрузке техники и снаряжения в вагоны…

Густой туман окутал ложбины земли пышным покрывалом, создавая причудливое и сказочное явление природы. Небо постепенно светлело, подавая первые признаки зарождения нового дня. Хотя температура была положительной, но под утро стало довольно прохладно. Обильная роса покрыла всё холодными каплями, отчего окрестности стали казаться стальными, седыми и даже туманными, в зависимости от освещения и удалённости. С крыш теплушек свисали прозрачные, как слезинки, капельки воды и, набравшись полноты, отрывались и падали на землю в мокрые ямочки, разлетаясь в разные стороны мелкими брызгами.

В ожидании команды «На погрузку!» не занятые работами бойцы и командиры надели шинели и плащ-палатки, собрались возле вагонов группами, весело переговариваясь. Настроение у всех было приподнятое, боевое – во всём чувствовался настрой перемены своего пребывания и ожидания чего-то нового, неизвестного. Но всё же тревожная напряжённость и недосказанность прослеживалась в лицах и разговорах.

Оно и понятно, собрались ведь они сюда не на карнавал, а на встречу с войной, и войной суровой, таящей неисчислимые угрозы и беды, от чего веяло страхом и жуткой бесчеловечностью; и хотя ребята умирать не собирались, предчувствие опасности будоражило сознание каким-то внутренним опасением неопределённости.

Смутные представления о войне, заложенные с детства у молодых ребят от искусства и литературы, не шли ни в какие сравнения с рассказами очевидцев, побывших в зоне соприкосновения с врагом и получивших и боевое крещение, и ранения. По всему чувствовалось, что их предупредили не разлагать боевой настрой молодых, необстрелянных и не нюхавших пороха новобранцев.

– По вагонам! – голосисто, с повторяющимся эхом многократного повтора прозвучала команда – и перрон опустел…

Повзводно, без суеты, нас погрузили в теплушки, оборудованные двухъярусными нарами из толстых необработанных досок, покрытых слоем соломы. Эшелон, объятый угольной копотью, медленно, набирая скорость, шумно, с прерывистой пробуксовкой, выпуская клубы густого белого пара, двинулся на запад; – туда, где никак не удавалось остановить продвижение врага вглубь нашей территории. На какой участок фронта нас везут, я тогда не знал и не имел ни малейшего предположения, хотя это меня сильно интриговало.

Разместились в вагоне-теплушке мы сравнительно удобно. Спать было тесновато, но эти мелочи окупались за счёт дневного отдыха. Устроители по переброске войск по железнодорожным путям продумали всё до мелочей. Разделили вагон ровно пополам, расположив в нём два взвода пулемётчиков. В каждом взводе числилось по 20 бойцов.

Вооружение (станковые пулемёты, боеприпасы, карабины), снаряжение и инструменты сложили под нары. Вещмешки с пайками и личными вещами находились на нарах – под головами. Распорядок дня, дежурство, чистота и порядок соблюдались неукоснительно.

Вторую половину нашего вагона занимал второй пулемётный взвод, которым командовал младший лейтенант Иван Иванович Гурза, мой земляк, с которым я учился в школе в деревне Сдесловка, на Брянщине, начиная с первого класса.

За два года до войны, после семилетки, я поступил учиться в педагогический техникум, а он продолжал учиться в школе дальше, чтобы получить среднее образование, поступить в институт и стать журналистом. И откуда у него, деревенского парня, появилось это влечение, все удивлялись, поэтому относились к нему с уважением и обращались не иначе как Иваныч!

Жизнь в перспективе сулила нам прекрасное завтра и предоставляла каждому из нас возможности выбора своего пути в ней, но война уготовила нам совсем другое будущее, о котором мы никогда не мечтали и которое даже не могли предугадать в самом кошмарном и зловещем сне.

В самом начале войны, отстояв длиннющую очередь, в военкомате мы записались с Иваном Гурзой добровольцами на фронт. Всеобщий воинский зуд, смешанный с патриотическим вдохновением, новизной неизвестности двинул людские толпы к добровольному вступлению в армию. Тем более вышел указ о всеобщей воинской мобилизации. Доброволец или подневольный призывник? Разница очевидна, и виды на добровольца должны быть вполне очевидны. Я по этому поводу тогда не задумывался, думаю, что и мой друг Иван был того же мнения. Мы, совсем неоперившиеся юнцы, шли в армию защищать Родину по велению сердца. В наших жилах бурлила молодая кровь, великовозрастность, лихое время, живой ум и железные нервы, выкованные коммунистической идеологией. Везде и всюду в то роковое время мы не расставались друг с другом, пока война не развела нас по разным направлениям.