Николай Наумов - Вера, Надежда, Любовь, или Московская фантасмагория

Младшая сестра Люба закончила дерево – обрабатывающий техникум и три года отработала на мебельной фабрике на Сходне, то есть на другом конце Москвы, куда она добиралась больше двух часов, а вставать приходилось в пять утра. Она была хороша собой, как, впрочем, и ее сестры, к тому же комсомолка, активистка, так что у нее была масса ухажеров – молодых и не очень. Она любила краситься, была модница, хотя одевалась скорее не модно, а вызывающе, и бегала на работу на высоченных каблуках, за что постоянно получала нарекания от Софии Платоновны. Так же постоянно ей попадало от матери и от Веры за то, что она часто возвращается с работы полночь – за полночь, а в выходные гуляет не известно где и не известно с кем. В 1953 году она вступила в партию и ее направили на работу в объединение «Союзмебель» в особняке рядом с высоткой на Котельнической набережной. Она работала в отделе снабжения, приходилось ездить в командировки, что ее, по видимому, вполне устраивало.

II

В теплое время года житье – бытье в таких, можно сказать, не человеческих условиях еще куда ни шло, но вот зимой… Зимой Евгений Августович вставал в шестом часу, брал санки, шел в сарай за дровами и растапливал печку, а Вера тем временем готовила ему завтрак. Проводив мужа, она будила детей и собирала их в школу. В 1953 году Коля был первоклашкой, а Валера учился в девятом классе. Неспешно проходили тихие зимние будни. По выходным чистили от снега каток на «огурце». Каток в течение всей зимы поддерживали в порядке, он был почти на весь пруд и ровный, как стекло. Валера и другие взрослые пацаны раскатывали на «канадах», а мелюзга вроде Николки и его друзей – приятелей – на «гагах» и снегурках. Евгений Августович считался «крутым» поскольку был, наверно, единственным во Владимирском поселке, кто катался на «норвегах». Заложив руку за спину, он широким шагом нарезал круг за кругом. Каждый выходной Евгений Августович с детьми ходил на каток в Измайловский парк и там он тоже показывал «класс».

Зимы в те времена были лютые и снежные, слабенькая печка грела слабо, а рамы, хоть и двойные, все равно промерзали насквозь, так что маленький Николка на покрытых снежными узорами окнах рисовал пальцем рожицы.

После Нового года бесконечная борьба с холодом обычно уже начинала надоедать и все с нетерпением ждали весны, А она почему-то всегда была поздняя: только в апреле начинало пригревать солнышко и появлялись первые проталины и ручейки. Как-то холодным мартовским утром, чуть засветлело, Николка проснулся и увидел, что мама сидит на постели, обняв руками колени и тихонько всхлипывает. «Мам, ты чего?» – с испугом спросил он. «Сыночек, Сталин умер» – сквозь слезы ответила она. Из черной тарелки репродуктора до Коли едва слышно донеслось: «…мудрого вождя и учителя Коммунистической партии и советского народа». В первый раз за всю свою коротенькую жизнь Николка видел веселую певунью маму плачущей. Он забрался с головой под одеяло и притих. Он захотел тоже заплакать, но не получилось и в голове начался полный сумбур: «Что теперь с нами будет? И как это Сталин мог умереть? И кто теперь будет вместо этого Сталина? Другой Сталин?». В расстроенных чувствах, Коля крепко уснул.

Зато летом… летом была красотища! «Огурец» кишел тогда плотвой, уклейкой и карасями. Валера был страстный рыбак и часами посиживал на берегу с удочкой. Рядом с ним всегда сидел кот Тарзан и, застыв неподвижно, горящими глазами следил за поплавком. Вся мелочь типа плотвички и уклейки доставалась ему. Карасиков Валера приносил домой в трехлитровой банке, они жили на окошке пару – тройку дней, а потом он выпускал их обратно в пруд. Какие игры были тогда? Пацаны резались в ножички, «расшибалу» и «лямку», гоняли автопокрышки и колеса. А еще лазили на склады, которые были тут же, за домом. Склады были обычными деревянными сараями и охранялись сторожами с «берданками». Но сторожа обычно сидели в каптерке у въездных ворот, так что пацаны пролезали под ржавой оградой с другой стороны – ближе к дому, и тащили оптические прицелы, бинокли и просто линзы разных размеров, чтобы жечь ими деревяшки и бумагу. А еще ртуть. Стоило копнуть шлак возле склада, как ямка тут же заполнялась ртутью. Пацаны набирали ртуть в баночки из под диафильмов. На большой стол, сбитый из досок, который стоял за домом и на котором по вечерам забивали козла или играли в шахматы, клали оконное стекло и выливали из баночек ртуть. Разбегающиеся во все стороны лужицы ртути собирали ладонями в одно ртутное озеро. Задача была удержать на стекле это дрожащую, словно живое существо, ртутную лужу.