Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том третий

Объяснения Маргариты оказались очень толковыми. Они быстро нашли железную дверь в стене белого камня, поднимающейся на три человеческих роста. Гольдберг запретил парням стрелять:

– Даже за шумом от грозы, – наставительно сказал Монах, – охрана может что-то услышать.

Маленький Джон ухмыльнулся:

– Как говорят русские, против лома нет приема, – он пошарил по карманам спецовки, – Капитан, то есть Витя, – юноша помрачнел, – привез отмычки из Москвы, – вручая их Джону, приятель заметил:

– На всякий случай. Инструмент отличный, я его получил по дружбе, – Джон практиковался с отмычками в их скромном домике. Здешняя дверь поддалась довольно легко. Граф Хантингтон повел рукой:

– Я приноровился к потерянным пальцам. Папа шутит, что он теперь словно первый Ворон, а я словно первый мистер Питер Кроу. По легенде у него тоже не было пальцев на левой руке, – замок лязгнул, Иосиф вскинул голову.

По гребню стены вился невинный, уныло мокнущий под дождем плющ. В ярком свете молнии блеснули вделанные в камень острые осколки стекла:

– Комплекс строили во времена Берия, – скрипуче сказал Эмиль, – по дороге могут попасться любые, – Гольдберг поискал слово, – неожиданности, поэтому ведите себя очень внимательно, – парни, как он думал о племянниках, были хорошо подготовлены, но, по мнению Монаха, партизан не мог быть слишком осторожным:

– Я думаю о военных временах, – парк вокруг виллы, выстроенной в сталинском стиле, напомнил ему сады на озере Гарда, – например, о том, что я в последний раз видел Кардозо тридцать лет назад, – в подвале замка, заметив свет лампы, профессор Кардозо вежливо поздоровался с Эмилем:

– Он спросил, как у меня дела. Я ответил, что благодарен барону и баронессе за приют, – вспомнил Монах, – он забрал вино и пошел наверх. Пошел и побежал к немцам с доносом. Я младше его всего на пять лет, – Гольдберг пощелкал искривленными пальцами, парни послушно замерли, – но тогда я смотрел на него снизу вверх. Он был профессором, а я провинциальным врачом. Говорили, что он скоро получит Нобелевскую премию, а все обернулось по-другому…

На вилле светилось окно первого этажа. В раздернутых гардинах Гольдберг заметил тень:

– Он делил особняк с Маргаритой, – Эмиль передернулся, – бедная девочка, он держал ее здесь, словно в тюрьме, – Эмиль не хотел думать о самом плохом:

– Мамзер не рискнул бы рождением больного ребенка, – Гольдберг отогнал от себя такие мысли, – он пошел на вмешательство без согласия Маргариты. Это насилие и больше ничего. Он знал, что девочка верит в Бога и никогда не причинит вред нерожденному малышу…

Эмиль надеялся, что Джо все поймет:

– Если он любит Маргариту, то поймет, – тяжело вздохнул Монах, – а если нет, то мы поможем девочке. Она не одна, у нее есть кузен и братья, – ему не нравилось бледное лицо Иосифа. Майор Кардозо смотрел на освещенное окно виллы:

– Словно в детстве, – подумал Иосиф, – вечером мы гуляли в парке, но бежали домой со всех ног. Мы знали, что папа нас ждет, – час после ужина в кабинете отца был для них со Шмуэлем чем-то вроде волшебной сказки. Профессор Кардозо показывал сыновьям атлас мира:

– Мы путешествововали с ним в Азию и Африку, он рассказыывал об экспедициях. Днем он занимался с нами языками и математикой и был требовательным, а вечером он становился не профессором, а папой, – профессор Кардозо усаживал детей на колени. Иосиф вдохнул теплый запах сандала, услышал ласковый голос:

– Миновав экватор, мы отправились на юг, где зима и лето меняются местами…

Иосиф зачарованно спросил:

– Значит, сейчас, – в прихожей дома переливались огоньки рождественской елки, – в Африке лето? – отец кивнул:

– Именно так. В Южной Африке, – он погладил мальчиков по светлым макушкам, – но в тех краях нет большой разницы между временами года, – Шмуэль захрустел имбирным печеньем:

– Это второе, – заметил отец, – не стоит наедаться сахаром на ночь, милые, – в окно гостиной барабанил декабрьский дождь:

– Война началась первого сентября, – вспомнил Иосиф, – Маргарите было полтора года, мы жили с ней и Элизой в нашем особняке, – в доме теперь помещался музей общины, – но Голландию еще не оккупировали. Немцы вошли в страну следующим маем, когда мы поехали в Мон-Сен-Мартен. Тогда же они появились и в Бельгии, – Иосиф хорошо помнил, казалось, бесконечный май сорокового года:

– Мы рыбачили на Амеле, – он вытер мокрое от дождя лицо, – Маргарита плела венки из полевых цветов. Мы со Шмуэлем наелись какой-то дряни с поселковыми приятелями и нас пробил понос. Дядя Эмиль посадил нас на голодную диету. Через два дня все прошло, но бабушка неделю держала нас на бульоне, а потом Мон-Сен-Мартен заняли немцы, – знакомая рука коснулась его плеча, дядя Эмиль мягко сказал: