Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том третий

– Я обещал ее найти, так и случится, – он внимательно осматривал камеру, – а сейчас мне надо думать о деле, – он не знал, куда его доставил закрытый фургон, ожидавший на пристани, но предполагал, что он на острове Возрождения:

– Откуда можно бежать, – спокойно подумал Максим, – можно и нужно. Я знаю, зачем меня сюда привезли, остается дождаться визитеров, – Максим понимал, что три года на подземном руднике стали, как выразился бы отец, разминкой:

– Мама предупреждала, что из меня захотят сделать двойного агента, – Максиму надо было все взвесить. У него забрали грязный целиноградский ватник, но оставили пайковые папиросы.

В камере, больше, по его мнению, напоминавшей больничную палату, стояла кровать и блистающая пустотой тумбочка:

– Полотенце махровое, – полотенце сложили в ногах застеленной казенным одеялом кровати, – но штампов МВД нигде нет, а у Комитета официально нет тюрем, – от постельного белья веяло свежестью. Максима, как выражались на зонах, пропустили через прожарку:

– Здесь все обустроено, – он размял беломорину, – душ как в дорогом отеле и одежда, – ему выдали полосатые штаны и куртку, – пусть и смахивает на больничную, но хорошего качества, – к удивлению Максима, отросшие за пять дней дороги волосы ему не постригли:

– Меня побрили, – судя по осанке, парикмахер происходил из местных охранников, – и выдали тапки, – обувь оказалась тоже госпитального вида. Неслышно ступая по бежевому линолеуму, Максим подобрался к двери:

– Правил внутреннего распорядка нет, – он вскинул голову, – но лампочка забрана проволокой, – камер слежения в палате он не заметил, но не сомневался, что Комитет всадил что-нибудь в отдушины. После санитарной обработки на голову ему накинули привычный Максиму мешок:

– Но сначала измерили рост и вес, – им занимался молчун в белом халате, – и поинтересовались жалобами на самочувствие, – услышав вопрос, Максим коротко качнул головой: «Жалоб нет».

– Жалоб нет, – его взгляд возвращался к унитазу, – если здесь стоят камеры, то я очень рискую, но другого выхода у меня тоже нет, – Максим не собирался отдавать себя в руки воши, как дядя Джон называл профессора Кардозо:

– Мы с покойным Меиром должны были убить его в Амстердаме, – признался герцог, – потом в него стреляла покойная тетя Эстер, но пулю получил пан Копыто. В общем, – подытожил дядя, – человечество от его смерти ничего не потеряет.

Окошечко стукнуло. Максим нарочито небрежно сказал:

– Огоньку бы, гражданин начальник. Только вот пепельниц здесь не заведено, а сорить не хочется, чистота вокруг, – чиркнула спичка, голос из-за двери наставительно заметил:

– Так и не сори, – перед носом Максима появился ободранный коробок, – пепел стряхивай сюда, – несмотря на либеральные порядки, спичек ему, видимо, не полагалось. Попыхивая папиросой, Максим вернулся на кровать:

– Днем лежать можно, – он уставился на личную ванную комнату, как смешливо думал Максим, – сейчас вохра пойдет точить лясы, а я проверну маленькую техническую операцию.

Докурив папиросу до картонного фильтра, легко поднявшись с койки, Максим нырнул за ширму.

Майор Гурвич, как почти никогда не думал о себе Саша, пребывал в исключительно хорошем настроении. Товарищ Котов тоже не называл его на официальный манер:

– Но Андропов называет, – Саша спускался по лестнице особого корпуса Института, – а именно с ним и разговаривал товарищ Котов, – начальство вынесло Саше благодарность за проявленное усердие в поимке особо опасных преступников:

– Тебе обещали грамоту к годовщине революции, – смешливо сказал Котов, – мне, старику, уже ничего не надо, – Наум Исаакович на мгновение запнулся:

– Нет, надо, – горько понял он, – надо, чтобы мои дети от меня не отворачивались, но этому, видимо, не бывать и Ладушку не воскресить, – он вернулся к деловому тону.

Под половицами скромного саманного домика на окраине Аральска нашли почти сто тысяч долларов, около двух миллионов рублей и увесистый пакет с ювелирными изделиями из драгоценных металлов, как языком протокола выразился товарищ Котов. Лопатину, по его словам, светил расстрел:

– Вслед за Петренко, – хохотнул наставник, – пусть на том свете проворачивают гешефты. Его не отмажет и самый лучший адвокат, – товарищ Котов замялся, – но есть одно обстоятельство…

Прописанный в домике уроженец Рязани, грузчик на аральском рыбозаводе, некий Петр Федорович Миронов бесследно пропал из городка. Судя по фотографии из личного дела в заводском отделе кадров, исчезнувший в Москве фальшивый матрос Гренель всплыл на Аральском море. Саша не сдержал ругательства: